Ночь волчицы
Шрифт:
Лошади стали выбиваться из сил. Мышцы не поддавались. Плоть кое-где разрывалась, но в остальных местах держалась крепко. Внезапно одна из рук оторвалась. Упала наземь, и лошадь протащила ее за собой. И на этот раз толпа взвыла уже от ужаса.
Палач, видя, что три другие лошади не справляются, схватил из телеги большой топор, подошел к изуродованному телу Казна и принялся лихо рубить одну за другой оставшиеся конечности.
Наконец, лошади довершили четвертование. Мускулы лопнули и кости треснули
Его глаза были по-прежнему открыты.
Трудно было узнать человеческое тело в этом окровавленном обрубке с лохмотьями плоти, но глаза, глаза были по-прежнему полны жизни! Внезапно, словно осознав, какой ужас свершился у нее на глазах, толпа стихла. Смолкли крики. Опустились кулаки. Кто-то даже заплакал, не сумев удержаться.
— Никогда больше не желаю при этом присутствовать, — пробормотал Бёли с трибуны, не совсем понимая, говорит ли он про себя или вслух. — Никогда больше.
Хенон положил руку ему на плечо:
— Однако будущему королю следует привыкать к подобному зрелищу.
Бёли покачал головой. Он не хотел говорить. Не хотел снова спорить со старым друидом.
— Ну же, Бёли, это всего лишь смерть, — продолжал Хенон со вздохом. — Конечно, не самая изящная, но это только смерть. Завтра, когда Харкур будет у ворот Провиденции, мы увидим их тысячи.
— Вы думаете, Харкур нападет? — спросил Бёли, опуская глаза, чтобы не смотреть на площадь.
— А вы в этом сомневаетесь? Подумайте! Само собой, они воспользуются нашим междуцарствием. Потому-то вы и должны как можно скорее избрать нового короля.
Хенон, улыбаясь, встал, прошел позади Бёли, хлопнул его по плечу и величественным шагом удалился с трибуны.
Средь бела дня, пока друзья помогали восстанавливать и по-новому обустраивать город, Алеа спустилась в подземелье замка.
Маленькая винтовая лестница уходила под башню и крепостной вал так глубоко, что каменные стены были ледяными и влажными. Алеа спускалась по ступенькам, стараясь не поскользнуться, в руке она держала факел.
Затхлый воздух и темнота напомнили ей тюрьму в Риа, куда ее бросил граф Харкура. Те малоприятные ощущения, которые испытываешь, когда вынужден находиться в заточении под землей. И ей казалось недостойным подвергать харкурского генерала такому же наказанию, хотя в этом была бы забавная насмешка судьбы. Во всяком случае, не такой пример хотела она подать Гаэлии. Про себя она решила, что попросит Эрвана устроить наземную тюрьму в таком месте, куда сможет проникнуть хоть немного солнца.
Скоро она дошла до длинного коридора застенков, где за столом разговаривали двое стражников. При виде девушки
— Пожалуйста, сидите! Где Данкрэ?
— Я здесь! — раздался крик генерала в другом конце коридора, сквозь решетку его камеры просунулась рука.
Алеа взяла табурет из-под стола и пошла по проходу. Здесь никого не было. Эрван потребовал, чтобы генерала поместили в отдаленную камеру. Другие пленники находились в карцерах западного крыла замка.
— Добрый день, Данкрэ, — сказала она, ставя табурет перед камерой генерала.
— Сомневаюсь, что он действительно добрый…
Генерал изменился. Не прошло и двух дней, как он сидел в карцере, а его кожа побледнела, глаза покраснели, под ними пролегли тени. Щетина придавала ему свирепый вид. Он был в той же одежде, что и в ночь штурма, — те же рваные холщовые штаны, рубашка, давно утратившая белизну, и кожаная куртка.
— Данкрэ, я здесь не затем, чтобы шутить. Вы пленник, много людей там, наверху, хотели бы вас повесить…
— Буду только рад! — цинично осклабился генерал.
— Амина Галатийская и граф Бизаньи убиты.
На этот раз генерал не нашел что ответить. Улыбка исчезла с его лица.
— В одно и то же время? — спросил он наконец, пытаясь осознать, что произошло.
— Да, почти. Амина была убита безумцем, и я подозреваю, что его послал Маольмордха, а убийство графа было совершено по приказу его дочери, которая, разумеется, захватила власть.
Генерал откашлялся:
— Это вам прибавит забот!
— Почему мне?
— Потому что Ал'Роэг воспользуется этим, чтобы захватить Галатию… Не знаю, зачем я вам это говорю, вы бы и сами это узнали!
— Вы хитроумный полководец, Данкрэ, но не умеете проигрывать!
— О, вам известно, что я не такой уж хороший полководец, как я думал. Если бы я привел на две тысячи солдат больше, вы бы никогда не вошли в город.
— Так ли это? Что вы, Данкрэ, неужели вы думаете, что ваши две тысячи солдат могли остановить то, что устроили мы с друидами? Сомневаюсь, генерал!
Офицер поморщился:
— Ваши друиды не всесильны… Мы обратили их в бегство, позвольте вам напомнить.
— Там не было меня, — возразила Алеа.
— Глядите-ка! Да вы, оказывается, еще более самонадеянны, чем мне говорили.
Алеа улыбнулась:
— Признаюсь, что я такой стала. Но, учитывая некоторые события, я могла бы возгордиться еще сильнее, не так ли?
— Что вам от меня нужно? — перебил генерал.
— Честно говоря, не знаю. Я пришла по двум причинам. Прежде всего, вопрос о положении дел: я хотела узнать ваше мнение о том, чего нам следует ожидать. И потом, была еще личная причина. Я хочу научиться прощать.