Ночь волшебства
Шрифт:
– Я думаю, вы правы, – с сожалением произнесла Бенедетта. – Все это и в самом деле ужасно. К тому же все об этом знают. Их роман обсуждали на страницах всех газет Италии. Папарацци делали ее фотографии каждый день с тех пор, когда она перебралась в Рим. Грегорио никогда так глубоко не увязал в подобных историях и столь публично, – добавила она, пытаясь сохранить лояльность к мужу, хотя и не могла понять зачем. – Думаю, мне лучше вернуться в Милан.
– Там есть люди, способные поддержать вас в таком положении? – спросил он, беспокоясь за нее, и она кивнула.
– Моя семья, да и его тоже. Все сердиты
Бенедетта вскинула на Дхарама полные боли глаза, и он не мог не порадоваться, что она не будет в одиночестве, когда вернется домой.
– Это меня не удивляет. Говорили, что вы были весьма снисходительны к изменам мужа.
– Я думала, что и эта интрижка со временем сойдет на нет, но такого не случилось. По крайней мере вплоть до сегодняшнего дня, до всей этой драмы с недоношенными младенцами, я надеялась на лучший исход, но теперь не вижу, как все это можно уладить. Мне жаль мужа, но и себя тоже жаль, – призналась она.
– Похоже на то, что история эта слишком громкая и забудется не скоро, – согласился с ней Дхарам. – Могу ли я время от времени звонить вам, чтобы справиться, как все идет, просто как друг? Я хотел бы быть уверенным, что с вами все в порядке.
– Благодарю вас. – Ей было невероятно неловко рассказывать ему о своих проблемах, но Дхарам вел себя очень деликатно. – Сожалею, что вам пришлось услышать эту мерзкую историю.
– Из таких историй и складывается подлинная жизнь, – сочувственно произнес Дхарам, однако шокированным не выглядел. – Люди иногда по собственной вине попадают в неприятнейшие ситуации. Пятнадцать лет назад меня оставила жена ради другого человека: об этом судачили все газеты, – причем не абы к кому, а к известному индийскому актеру. Все недоумевали, а меня лишь возмущало, что моя частная жизнь полощется на газетных страницах. Но постепенно все сошло на нет, и люди забыли про это. Мои дети остались со мной, ко всеобщему удовлетворению. – Он улыбнулся. – Вы сильная женщина и справитесь. Вы сможете это пережить, а вскоре и вовсе забудете о том, что случилось. Кстати, муж говорил вам, что намерен жениться на ней?
– Нет, этого он не говорил, – тихо произнесла Бенедетта, чувствуя себя гораздо лучше после разговора с Дхарамом.
Она была рада тому, что встретилась с ним. Довольно унизительно рассказывать почти незнакомому человеку о своих проблемах, но Дхарам отнесся к ней с таким участием, с такой добротой. Его поддержка помогла ей почувствовать перспективу на благополучный исход.
– Мне казалось, что это простая интрижка, которая вскоре закончится. Но теперь он, похоже, вляпался серьезно.
– Я бы тоже так сказал, – отозвался Дхарам, криво усмехнувшись, и Бенедетта улыбнулась.
Еще час назад она не могла представить себя улыбающейся, а ведь это гораздо лучше, чем проливать слезы в номере. Будучи на ее стороне, Дхарам мог объективно оценить ситуацию. Она была невинной жертвой в этой истории, и теперь ей предстояло хорошенько все обдумать и решить, стоит ли подать на развод, или же она сможет простить Грегорио, как прощала раньше…
Когда они медленно шли обратно к отелю, Дхарам сказал, что хотел бы в следующий понедельник улететь в Лондон, чтобы спустя несколько дней оказаться в Дели.
– Дайте
Она кивнула в знак согласия, поблагодарила его за доброту и заботу и снова извинилась за то, что поделилась с ним своими проблемами.
– Но ведь для этого друзья и существуют, даже недавно приобретенные, – сказал он с теплой улыбкой. – Позвоните мне, если вам понадобится моя помощь.
Дхарам протянул ей визитную карточку, и Бенедетта снова поблагодарила его, пряча ее в карман.
У него были планы поужинать в этот вечер в ресторане, и ему даже пришла мысль пригласить и ее, но он заподозрил, что она слишком расстроена, чтобы поехать с ним.
Дхарам нежно обнял Бенедетту, прощаясь с ней, и через несколько минут вышел на улицу, где его уже ждал автомобиль, чтобы отвезти в ресторан. Мысли о Бенедетте не покидали его. Ему было жаль эту прекрасную женщину, не заслуживающую, чтобы с ней так поступили. Оставалось надеяться, что вся ситуация вскоре разрешится. И еще он был очень рад, что познакомился с ней прошлым вечером.
Бенедетта поднялась в свой номер, легла на кровать, а спустя несколько минут позвонил Грегорио. Голос его звучал тревожно и отрывисто, и он предупредил, что не может долго говорить. Муж сообщил ей, что дети все еще в тяжелом состоянии, но живы, однако Аня все время пребывает в истерике. Грегорио также сказал, что не сможет этим вечером вернуться в отель, поскольку жизнь детей висит на волоске. Слушая его, Бенедетта закрыла глаза. Куда подевался ее любящий муж? Сейчас он говорил только о состоянии здоровья своих детей, и ничто на свете не могло отвлечь его от этой темы.
– Я собираюсь следующим утром вернуться в Милан, – сказала Бенедетта. – Не вижу смысла сидеть в номере и ждать от тебя известий.
Голос ее звучал грустно, но гораздо холоднее, чем ожидал Грегорио. В отличие от него она не потеряла контроль над собой. По крайней мере, оставалась благоразумной и рассудительной, как он понял по ее тону.
Грегорио не мог и представить, какая паника охватила ее, когда он сказал, что не может оставить Аню и детей одних в Париже! Оказалось, что его пребывание здесь может продлиться долгое время, поскольку он будет заниматься здоровьем детей. Врачи сказали, что если младенцы выживут, то останутся в больнице по меньшей мере на три месяца, до положенного срока их рождения. Совладав с собой, Бенедетта даже не стала спрашивать, намеревается ли он возвращаться в Милан.
– Я позвоню тебе и сообщу, что здесь происходит, – произнес он мрачным тоном. Известие о желании жены вернуться домой принесло Грегорио облегчение, поскольку полностью снимало с него обязанность заботиться еще и о ней. – Прости меня, Бенедетта, я не ожидал, что все обернется таким образом.
Ну что можно ответить на это? Бенедетта предпочла промолчать. Их жизнь дала трещину. Трудно было представить, что их семейные отношения останутся такими же, какими были раньше, но понимает ли это Грегорио? Вряд ли. Все, о чем он мог думать сейчас, – это Аня и двое их малышей в кювезах. О ней, Бенедетте, он вообще не думал.