Ночь
Шрифт:
Образовалось странное чувство неловкости, зная, что он наблюдает за мной. Что ему нужно от меня, в конце концов?
— Согласен, проблемы мои… Только и у тебя хватает проблем в общении. Мы могли бы помочь друг другу.
— Даже боюсь представить, чем обернется для меня твоя помощь.
— Ничем, чего ты сам не захочешь.
— Ладно, поговорили и до свидания. — Разговор стал походить на сеанс внушения.
— Побудь со мной. Не уходи.
— Все утром на подъемник собрались, а я за три дня ни разу на лыжи и не стал.
— Понятно.
Я не стал повторяться, посмотрел на него укоризненно и ушел.
Какой же он великий манипулятор!
На завтрак возле меня никто не сел. Видно, много чего позавчера наговорил. Никита не спустился. Червячок под названием совесть стал понемногу грызть изнутри. Тарелка осталась наполовину полной. В микроавтобусе, в котором везли нас на гору, на меня тоже никто не обращал внимание. Язык мой — враг мой! На секунду я даже пожалел, что ушел, оставив наглого кретина. Танька словно знала, где я провел ночь, смотрела на меня коршуном. Если и дальше пойдут так дела, не останется ни одного человека на фирме, который бы общался со мной.
Погода еще паршивая, снег летит крупными хлопьями. Видимость нулевая. Сотрудники разбрелись по горке. Пришлось мне самому подняться на подъемнике на вершину горы.
Мда… Лучше бы валялся в кровати с этой волосатой задницей. Бр-р-р!
Даже не знаю, от чего меня проняло больше ознобом: из-за такой мысли или сильного порыва ветра.
Ну, погнали?
Натянув перчатки и очки, поправил воротник на курточке.
Спуск был незнакомым и тяжелым. Временами очки так залепляло снегом, что приходилось останавливаться. На определенных участках людей было совсем мало. Где-то на половине пути трасса была очень крутой и укатанной до ледяной корки.
Я уже почти проскочил опасный участок, когда одна из лыж зацепилась за камень, и я полетел, как мешок с картошкой.
Какая-то доля секунды и я лежу, понимая, что докатался я до перелома.
Правая нога болела невыносимо. Встать не получалось, защита сработала и лыжи полетели по склону без меня.
Черт! Как же больно!
— Вам нужна помощь? — рядом остановился парень.
— О-о-очень нужна! — простонал я, теряя последние остатки сознания.
***
Очнулся я от криков, которые звучали почти над моим ухом. Открыть глаза я не спешил.
— Что значит, нет свободных палат?! Почему он валяется в коридоре?! — орал Никита.
— У нас аншлаг. Сегодня очень много желторотиков, возомнивших себя мастерами спорта.
— Я требую, чтобы ему сделали рентген и перевели в палату!
— Не он один находится в таком положении. Его осмотрели. Это всего лишь растяжение. Успокойтесь. Кто вообще вас сюда пустил? Вы кто потерпевшему?
— Я его… Друг.
— «Друг», извольте покинуть отделение. Завтра выпишем вашего дружка.
— Я не уйду, пока не увижу, что он в порядке. Ясно? Я сейчас позвоню, куда нужно, и вас завтра здесь не будет!
— Да-да-да! Знаете, сколько таких угроз я слышу каждый день? Звоните
— Тогда, может, вот это вам поможет найти место?
— Молодой человек, не все в нашем мире можно решить деньгами. В отличие от вашего друга, у других пострадавших серьезней травмы. Если вас так волнует его комфорт, могу помочь лишь одним — выпишу его сегодня и пропишу лекарство. Ухаживайте за ним в гостинице, а ко мне через три дня на осмотр. Только он еще полчасика поспит, пока не отпустит обезболивающее.
— Спасибо, доктор.
Теплая рука коснулась моей холодной ладони. Я знаю, что это он, но глаза не открыл.
Часть
POV Иван
Растяжение растяжением, а гипс мне наложили. До машины спустили, как инвалида, на коляске. Таким ничтожным я себя никогда не ощущал, особенно, если учесть, что Никита все это время находился рядом. Сейчас он был не таким многословным, как в разговоре с доктором. Но одинокое «Осторожней!», «Не дрова грузите!» Его поведение для меня странное, но и я сам почему-то не сильно против этого. Может, последствие лекарств или усталость, но сопротивляться его заботе и вниманию совсем не хочется. Я даже слова не сказал, когда он, проводив сотрудника отеля до дверей номера, остался.
— Я помогу тебе раздеться?
На его вопрос я лишь кивнул головой.
Снимал одежду он аккуратно. Сложней всего дались штаны, которые и так были испорчены.
— Болит, когда тяну? — спросил он, снимая штанину с больной ноги.
— Не сильно.
Он как-то странно посмотрел на меня, остановившись на бедре.
— Что?
— Я давно хотел вот так раздевать тебя.
— Ты еще долго будешь издеваться?
Я думал, он, как всегда, ухмыльнется, но вместо этого он погладил меня по бедру.
— Я серьезен, как никогда.
Он стал медленно склоняться надо мной.
Это может плохо закончиться.
— Руку убери…
Никита остановился в десяти сантиметрах от моего лица.
— Я останусь на ночь?
— Зачем?
— Вдруг воды подать или в туалет. Тебе без костылей трудно будет.
Продолжая стоять надо мной, он поправил одеяло.
— Второй койки нет. — Я говорил тихо из-за того, что перехватило дыхание от его близости.
— Я рядом лягу.
— Кровать полуторная, тесно будет.
— Ты сейчас беспокоишься обо мне или о себе?
— Конечно, о себе.
— Ты эгоист.
— Я знаю, мне мама говорила.
Он улыбнулся и отвернулся, складывая мои вещи.
— Есть хочешь? Я могу в баре спросить, может, после ужина что-то осталось. Я посмотрю в чемодане сменную одежду?
Он, не дожидаясь ответа, стал рыться в моих вещах.
— Опа! Как симпатично. — Черт! Он достал мои трусы с Санта Клаусом и, натянув резинку, стал махать ими передо мной.
— Наденешь их ради меня?