Ночи Истории
Шрифт:
Этот надменный монах, яркий портрет которого оставил нам Петрарка, краснолицый, рыжебородый и рыжеволосый, маленький и толстый, всегда грязный, проникнутый, словно Люцифер, непомерной гордыней, несмотря на свои лохмотья, яростно врывался на заседания регентского совета, требуя предоставить ему от имени его воспитанника голос при решении государственных вопросов. Он подавлял совет не только своими властными манерами, но и тем, что пользовался поддержкой черни, которая принимала его неряшливость за проявление святости. Его вторжение на заседания совета вызывали такое замешательство, что вынудили папу вмешаться как верховного властителя (ведь Неаполь был владением
Венгры во главе с братом Андрея, венгерским королем Людовиком, подали в папский суд в Авиньоне жалобу, требуя папской буллы, назначающей совместную коронацию Андрея и Иоанны, что было бы равносильно передаче полной власти над Неаполем в руки Андрея. Неаполитанцы же, возглавляемые принцами крови, будучи ближайшими наследниками трона в силу законов иерархии, требовали коронации для одной лишь Иоанны.
Так обстояли дела в королевстве, когда Карл Дурацуо, внимательно следивший за происходящим, решил наконец разыграть свою опасную партию. Начал он с тайного похищения четырнадцатилетней Марии Анжуйской, своей собственной кузины и сестры Иоанны. Целый месяц продержал он ее в собственном дворце, успев за это время получить от папы (при посредничестве своего дяди кардинала Перигора) разрешение на брак между кровными родственниками. Получив это соизволение, Карл прилюдно, на глазах всего Неаполя, женился на девушке. Благодаря этой женитьбе, против которой Мария, по-видимому, нисколько не возражала, он тоже получил права на неаполитанскую корону.
Это был открытый вызов. Следующим ходом было письмо, отправленное им тому же кардиналу Перигору, чье влияние на Авиньон было весьма значительным; в письме Карл просил дядю оказать давление на папу Климента VI с тем, чтобы тот не подписывал буллу в пользу Андрея и двойной коронации.
Своеволие Карла, проявленное при женитьбе на Марии Анжуйской, естественно, настроило Иоанну против него. Враждебно восприняли этот поступок и те принцы крови, которые стояли ближе всего к престолу и которых он обошел, укрепив свое положение. Наверняка рассчитал, что такой шаг позволит ему — неаполитанскому принцу! — получить предлог для того, чтобы завязать дружбу с венгерским узурпатором.
При других обстоятельствах его заигрывания, должно быть, были бы с подозрением встречены Андреем, а уж тем более хитрым монахом Робертом. Но теперь, зная о вероломном поступке Карла, венгерская партия приняла его с распростертыми объятиями, усмотрев в его отходе от двора Иоанны победу сторонников Андрея. Карл заявил, что питает симпатию к Андрею и ненавидит сторонников Иоанны, которые настраивают ее против мужа. Он охотился и пил вместе с Андреем, поощряя грубые вкусы этого чужеземца, которого он сам в глубине души презирал как варвара.
Вскоре Карл из доброго собутыльника превратился в советника молодого принца, и губительное наставление, которое он дал Андрею, даже монах Роберт посчитал искренним и чистосердечным.
«Отвечай враждебностью на враждебность, не давай сбить себя с пути, показывай всем своим видом, что ты уверен в благоприятном для тебя решении папы. Всегда помни, что ты король Неаполя не благодаря своему браку, а по собственному праву, Иоанна же — всего лишь отпрыск незаконно захватившей власть ветви».
При этих словах в тупых бычьих глазах Андрея мелькало нечто, напоминавшее мысль, и румянец оживлял его обычно ничего не выражающее лицо. Это был белокурый гигант с бледным невыразительным, несмотря на правильные черты, лицом и холодным неприятным взглядом. Рядом
Дебют удался, а поведение самой Иоанны позволило Карлу оживить партию.
Юная королева находилась под сильным влиянием некой Филиппы Катанской, женщины непомерно честолюбивой и злобной. Филиппа, бывшая в юности прачкой, благодаря своему отличному здоровью была взята кормилицей к отцу Иоанны. Сохранившая привязанность своего воспитанника, она постоянно находилась при дворе, потом вышла замуж за богатого мавра по имени Кабане, который получил звание великого сенешаля королевства, а сама — бывшая прачка! — стала одной из первых дам Неаполя. Должно быть, она точно рассчитала, как приспособиться к новым обстоятельствам, иначе не была бы назначена после смерти своего молочного сына наставницей его несовершеннолетней дочери. Впоследствии, чтобы усилить свое влияние на королеву, эта чрезвычайно неразборчивая в средствах властолюбивая особа ухитрилась устроить так, что ее сын Роберт Кабане стал любовником Иоанны.
После смерти своего деда Иоанна сразу же сделала Роберта герцогом Эволи, несмотря на то, что ее благосклонностью уже пользовался красивый молодой Бертран д'Артуа. Таким образом, во главе партии королевы стояли наряду с принцами крови эти трое — Катанезе, ее сын и Бертран д'Артуа.
Как ко всему этому относился Андрей, толком не известно. Возможно, поглощенный заботами о соколах и гончих, он не замечал своего позора. По крайней мере, насколько это касалось Бертрана. Другой человек на месте Карла, возможно, попросту раскрыл бы глаза Андрею. Но Карл был прозорлив. Он предпочитал не торопиться. Его следующий ход зависел от того, что решат в Авиньоне по поводу коронации.
Это решение стало известно в июле 1345 года, и двор воспринял его как гром среди ясного неба. Папа издал буллу о совместной коронации Андрея и Иоанны.
Это решение наносило Карлу шах. Его дядя, кардинал Перигор, сделал все что мог, чтобы воспрепятствовать такому исходу, но в конце концов папа исполнил настойчивую просьбу Людовика Венгерского, который выдвинул веский довод, заявив, что он сам, будучи законным наследником короны Неаполя, согласен отказаться от своих притязаний только в пользу младшего брата. Довод этот он подкрепил вручением папе огромной, по тем временам, суммы в сто тысяч золотых крон; и тотчас же папскому двору стало ясно все в этом запутанном деле.
Решение папы расстраивало игру Карла. Однако он взял себя в руки и начал обдумывать ответный ход, который дал бы ему преимущество. Он отправился поздравлять Андрея и застал его раздувшимся от гордой уверенности в своем триумфе.
— Рад вас видеть, — приветствовал его Андрей. — Я не такой человек, чтобы забыть тех, кто был со мной, когда судьба моя еще не была решена.
— Я надеюсь, — сказал Карл, освободившись от братских объятий, — что вы не забудете и тех, кто был вашим врагом и кто, даже будучи поверженным ныне, предпринимает отчаянные попытки предотвратить вашу коронацию.