Ночи Корусканта 1: Сумерки джедаев
Шрифт:
Некоторые сочли его поступок героическим. Ден был иного мнения – так же, как и несколько членов Республиканского мобильного санитарного отряда № 7, в том числе Бэррисс Оффи, джедай–целитель, служившая в РЕМСО. Представляя в своем лице весь Орден джедаев, она не раз подвергалась словесным и физическим нападкам со стороны Джи. Все они сошлись во мнении, что «герой» был просто кровожадным мерзавцем, и, будь у него такая возможность, убивал бы солдат Республики с не меньшей радостью, чем сепаратистов. [3]
3
Эти события описаны в романе Майкла Ривза и Стива Перри «Медстар I: Военные хирурги».
Под
Ден отозвал свою подпись, но большинство редакторов и издателей из Столбовой общины знали, какова была его первоначальная оценка Фоу Джи. Это, вкупе с тем фактом, что Палпатин был провозглашен императором – а император не одобрял, когда средства массовой информации описывали войну не как триумфальный эпизод в истории галактики – привело к цеховому осуждению, и с тех пор никто не желал давать Дену работу.
Опираясь на сомнительную теорию, что в художественном произведении непопулярную точку зрения протолкнуть легче, он попытался написать роман. Но это было не его призвание. Ден был охотником за новостями, будь они все неладны, и внезапное молчание комлинка сказывалось не только на его финансовом состоянии, но и на моральном тоже. В итоге, озлобленный и лишенный уже самых последних иллюзий, он стал все чаще и чаще заглядывать в близлежащие забегаловки и бары.
В последние пару недель он всерьез обдумывал намерение все бросить и вернуться на Салласт. Может, там он снова сойдется с Эйяр Марас, симпатичной танцовщицей из передвижной труппы, с которой познакомился на Дронгаре во время тура «Развлекательной голосети». Она предлагала Дену почетный статус главного супруга в норе. Тогда он сомневался – все–таки на покой еще не пора, что бы там ни говорили коллеги по профессии. Однако с недавних пор почетное ярмо казалось все привлекательней. Принимать приветствия и восхваления в уютной пещере на родной планете – это определенно будет приятней нынешнего малопродуктивного бытия.
Только одно удерживало Дена посреди этого нагромождения пластали и дюракрита: И–5ИК. Вот только он никогда даже в мыслях не идентифицировал этого дроида по серийному номеру. Протокольная машинка была для него просто И–Пятым. Если на то пошло, то Ден уже и дроидом–то его не считал. И–5 был другом – одним из немногих на этой планете, да и на других тоже, кому Ден Дхур полностью доверял.
Как и почти все население галактики, Ден когда–то считал дроидов не более чем машинами. Конечно, они могли хранить в памяти громадные объемы информации, а некоторые – гуманоидного образца – даже до какой–то степени имитировать мышление, что зачастую ошеломляло. Но таковы были заложенные в них программы. Благодаря объему памяти, благодаря быстродействию нейронных сетей и процессорных кластеров они были способны эвристическим путем, на основе запрограммированных базовых реакций, рассчитывать и демонстрировать поведение, присущее людям, фаллиинам, геонозианцам и всем прочим расам. Но лишь до определенной степени. Блокираторы творческого потенциала, схемы запрета, программные сдерживатели поведения и прочие встроенные ограничители предотвращали появление у дроидов самосознания, и потому по статусу в галактическом сообществе они были приравнены к электрическим гаечным ключам. Даже к рабам на отсталых планетах Внешнего кольца отношение было лучше.
Это была удобная теория. Многие жители галактики распространяли ее, в несколько смягченном варианте, и на солдат–клонов, составлявших костяк республиканской армии. Для большинства разумных существ те были просто «дроидами из плоти и крови», чуть выше животных благодаря своей способности говорить, генетически и психологически модифицированными, чтобы всецело отдаваться битве и не бояться смерти.
Весьма удобная теория, что тут скажешь. Единственной проблемой были исключения из правила. И–5 был исключением. «Да–а,
Когда все закончилось, Ден отправился на Корускант вместе с И–5 и помогал ему воплотить дроидный эквивалент клятвы на крови. Чтобы добраться до галактической столицы, потребовалось несколько месяцев и множество остановок на самых разных планетах – в конце концов, войну никто не отменял – однако с тех пор И–5 мало продвинулся в поисках сына своего бывшего напарника Лорна Павана. Он вынужден был с неохотой признать, что Лорн мертв, хотя документов, содержащих подробности, нашлось мало; выглядело все так, будто факты погребены в глубоких безымянных могилах. Но мальчик рос в Храме джедаев, и потому найти его не составило бы труда… вот только к их прибытию на Корускант Республика внезапно стала Империей, со всеми сопутствующими погромами, исходом беженцев и прочими тридцатью тремя несчастьями. Перед Деном с И–5 встала проблема собственного выживания. В итоге, когда дым рассеялся – насколько это возможно на нижних уровнях – они, к своему ужасу, узнали, что почти все джедаи истреблены.
Поговаривали, что кому–то удалось спастись. И что некоторые из спасшихся затаились на Корусканте, и именно это удерживало И–5 на планете.
Был ли смысл продолжать поиски? Ден задумался, что далось ему с некоторым трудом: нейроны мозга слепо прокладывали связь друг с другом сквозь алкогольный туман в голове. Ему было противно произнести это, противно даже подумать, но, сам того не желая, он снова и снова приходил к одному и тому же выводу: нет. Не было смысла. Сын Лорна Павана либо покинул планету, либо пошел на корм акк–псам. И в том, и в другом случае ничего уже не изменить. Оставшиеся в живых джедаи разлетелись на крыльях четырех солнечных ветров – очень предусмотрительно с их стороны, по мнению Дена – и даже если Джакс Паван остался на Корусканте, вероятность столкнуться с ним на углу улицы в планетарном городе с триллионами жителей была ничтожна.
Преданность И–5 своему бывшему напарнику и твердость в исполнении последней просьбы Лорна были достойны похвалы. Но лишены смысла.
– Даже твоим позитронным мозгам–переросткам это должно быть понятно, – пробормотал Ден.
Он поднялся на все еще нетвердые ноги, повернулся и тут же врезался в троих вооруженных ганков. Один из них, со всей присущей его расе любезностью и участием, пресек неверное движение Дена, сбив его с ног и опрокинув в сточную канаву. Второй достал вибронож и наклонился ближе. Разномастная толпа отхлынула от невидимого «купола», под которым вдруг оказались Ден и эти ганки, огибая их и совершенного не замечая бедственного положения салластанина.
Ден попытался встать, но третий ганк придавил его ногой к земле.
– Полагаю, извиняться уже поздно? – выдохнул Ден.
Тот, у которого был вибронож, включил оружие. Лезвие завибрировало с высоким протяжным гулом, его край толщиной в одну молекулу расплылся, став почти невидимым глазу. Выражений на лицах за забралами шлемов, конечно, было не различить; ганк потянулся к вислому уху салластанина – но тут над его плечом взметнулась механическая рука, отсвечивающая тусклой металлической полировкой, вырвала клинок у пораженного владельца и швырнула под ноги, где подрагивающее лезвие по самую рукоять ушло в дюракрит.
– Так, так… где же ваши манеры? – пропел мелодичный голос. – Ведь он же извинился.
Ганки обернулись и увидели протокольного дроида, воздевшего в неком жесте порицания указательный палец, кончик которого светился красным. Дроид произнес:
– Вы, наверно, думаете: «Общеизвестно, что протокольным дроидам встраивают схемы запрета, которые блокируют причинение вреда любому разумному организму». – Дену с его места было видно, как вслед за дюрастальным пальцем движется вниз тонкий луч лазерного прицела, приближаясь к тому месту на лбу переднего ганка, где под непроницаемым шлемом должна находиться переносица.