Ночи Корусканта-2: Улица теней

Ривз Майкл

– В другой раз я бы с тобой согласился, – сказал он. – Но на такое нельзя закрывать глаза. Я должен признать правду.

Компаньонка окинула его взглядом. Вес знал ее уже семь лет, но сейчас никак не мог понять, что означает такой взгляд.

– Сегодняшний вечер может стать венцом всей твоей творческой карьеры, – продолжала Дижа. – Ты не должен ни на что отвлекаться.

– Даже если речь идет о геноциде? Диж, уничтожен целый народ. Мой народ.

– Ты не знаешь, правда это или нет. Просто ходят слухи. А тебе…

– Я могу выяснить, – оборвал ее Вес. – Это несложно.

Он повернулся к спутниковому терминалу

рядом с верстаком – тот стоял всего в паре шагов, как и вся прочая мебель в его крошечной студии за галереей. Сама галерея была достаточно просторной, чтобы вместить шесть его последних творений – но не больше, иначе бы в ней стало тесно. Произведения были расставлены так, чтобы каждое из них освещало свой участок зала.

Вес запустил проекцию Голосети и ввел запрос. Нужный заголовок нашелся почти сразу.

ЗАГАДОЧНАЯ КАТАСТРОФА НА КААМАСЕ

Сканирование местности подтвердило, что в результате планетарной катастрофы неизвестного происхождения население Каамаса, одной из планет Ядра, было практически истреблено. Официальные лица, проводящие расследование на орбите, считают наиболее вероятной причиной связку сверхмощных актиниевых бомб, которая дрейфовала среди планет Ядра. Очевидно, бомбы были запущены сепаратистами еще во время Войны клонов. По предварительным оценкам, в результате взрыва и последующих пожаров погибло от семидесяти до восьмидесяти пяти процентов населения…

К тексту новости прилагались голограммы с места происшествия. Вес увидел обугленные остовы городов. Густые леса, простиравшиеся на тысячи квадратных километров, все еще горели – даже с орбиты была видна пелена дыма.

«Мой мир исчез», – подумал он. Не в буквальном смысле – планета по-прежнему вращалась вокруг солнца, вот только цивилизация каамаси вряд ли когда-нибудь оправится от удара. Империя могла сколько угодно твердить, что причиной катастрофы послужили оставшиеся со времен войны снаряды. Но любому разумному существу хотя бы с тремя классами образования было очевидно: даже во внешних регионах Ядра вероятность, что дрейфующие бомбы по чистой случайности врежутся в планету, ничтожна. Между строк нетрудно было прочитать правду.

Даже удивительно, как спокойно Вес отнесся к происшествию. Это, должно быть, из-за шока. На самом деле он ничего еще не понял, не осознал до конца. Промелькнула отстраненная мысль: интересно, сойдет ли он с ума, когда его разум наконец переварит это известие?

Каамас. Его планета. Его народ. Всего за какой-то день целую блистательную цивилизацию – точнее, тех немногих, кто выжил, – отбросили почти что в каменный век.

А приказ отдал Император.

В этом Вес Волетт был уверен. Он не интересовался политикой, но и глупцом тоже не был. Только такой безжалостный параноик, как Палпатин, мог счесть планету пацифистов угрозой для своей власти. Народ Веса ничем не провинился; они всего лишь воспользовались данным галактической Конституцией правом и выразили свой протест, когда Империя начала душить искусство, науку и философию строгими ограничениями и непомерными налогами.

Его сородичи. Скромные, спокойные, мудрые, сердобольные… Говорят, когда джедаи пытались составить свод моральных правил, ставший потом Кодексом джедаев, они обратились за советом к каамаси. Но все в прошлом.

Никто больше не прилетит на его некогда прекрасную родину – а если и прилетит, то лишь затем, чтобы ужаснуться при виде выжженной планеты, которая некогда была светочем разума.

Внезапно Вес резко вдохнул и пошатнулся – его охватила мемния. Чувство-воспоминание было таким ярким, что на какой-то миг уютные стены его мастерской растворились, и он будто оказался дома – в деревне Джуалья. Живописное селение, где он вырос, гнездилось среди волнистых Канупских холмов. Он стоял в своем логове, смотрел на рощицу кислоплода и любовался мягкими переливами рассветных лучей на глянцевых листьях и серебристой кожуре спелых фруктов. В речушке неподалеку пересвистывались поющие рыбы.

Вес вспомнил, когда же он видел эту сцену наяву. Это было за три стандартных месяца до того, как он покинул Каамас и прилетел на Корускант. Вес уже тогда мечтал творить световые скульптуры – запечатлевать в пучках фотонов чувства, которые были бы понятны почти любому разумному существу; выставлять свои работы – и, как он надеялся, продавать их. Каамаси не стремились к материальным благам, но отказываться от них было бы глупостью. Как однажды сказал философ Хиока Ланс: «Проблема галактического общества – не в том, что у нас слишком много бедных, а в том, что слишком мало богатых». Ничего дурного в капитализме не было – если только к нему прилагалась социальная этика.

Уникальная способность видеть мемнии с древнейших времен была записана в генах каамаси. Обычно такие образы приходили к ним после сильного потрясения и почти всегда были как-то связаны с его причиной. К Весу видения являлись лишь один раз – еще в детстве, когда умер его любимый дядя. Скульптор озадаченно нахмурился. Эта мемния, воспоминание о безмятежном миге перед отлетом с Каамаса, – как она могла быть связана с чудовищной катастрофой, о которой он только что узнал?

Скоро он все понял.

Вес почувствовал какое-то… возмущение. Это был будто беззвучный грохот, вспышка без света, недвижная дрожь, которая застыла на месте, но все же каким-то образом с чудовищной скоростью неслась на него. Мемния разбилась, рассыпалась на острые осколки мыслей, словно была выточена из хрупкого дюралюминия, и осколки летели, чтобы вонзиться в него и оглушить безмолвным воплем целой умирающей планеты.

И тут он понял, что случилось. Обычно каамаси делились горестными воспоминаниями с сородичами, чтобы рассеять и ослабить боль. А сейчас он чувствовал мемнии нескольких миллионов своих собратьев. Это была сокрушительная волна агонии, смятения, отчаяния и потрясения, которая пронеслась сквозь время и пространство. Как символично теперь смотрелось его собственное чувство-воспоминание – сцена из той мирной и безмятежной жизни, что оборвалась столь внезапно…

Бесчисленные образы и эмоции потоком шрапнели врезались в его сознание. Он не мог сдержать их, не мог от них укрыться. Он почувствовал агонию и смерть каждого каамаси, всех до единого.

Где-то далеко, за тысячу световых лет отсюда, Дижа звала его по имени. Он почувствовал, как перепуганная компаньонка подвела его к кушетке и помогла лечь. Но легче не стало – лежал он или стоял, от безумного водоворота нельзя было укрыться. Все, что он мог – это из последних сил цепляться за остатки сознания и пытаться не дать разорвать свой разум в клочья.