Ночи «красных фонарей»
Шрифт:
Джульетта обошла кровать, приблизилась к стенной плите и нажала изо всех сил на ее верхний правый угол. Плита бесшумно отъехала в сторону, обнажив дверцу сейфа. Джульетта закрыла глаза, напрягла память, протянула руку к числовому замку и набрала код: 83, 02, 91.
Из центрального отделения она достала несколько папок. Девочка помнила, что в них хранились сведения о многих людях, друзьях и врагах. Целые два часа она сидела и читала бумаги из папок. Некоторое время она сидела в задумчивости и, наконец, приняла решение. Приподняв дно нижнего отделения, она вынула металлический ларец и открыла его. В нем лежали туго упакованные пачки
* * *
Лаура приехала в самом начале седьмого. Она открыла ворота в сад и нашла девочку спящей в шезлонге рядом с бассейном. Одета она была в джинсы и майку с короткими рукавами, рядом стояла ее сумка. Женщина долго стояла, глядя на девочку, на лице которой застыло спокойное, умиротворенное выражение. Лаура окликнула ее по имени и увидела, как в раскрывшихся глазах ребенка мелькнул панический страх. Но, узнав ее, Джульетта тут же успокоилась и улыбнулась.
– Ты хорошо провела день? - спросила Лаура.
– Великолепно, - с улыбкой ответила Джульетта. - Можно мне будет сюда еще раз наведаться?
– Конечно.
Глава 64
Полковник Сатта перебирал фотографии. Он сидел с Макси Макдональдом и Фрэнком Миллером на удобной банкетке в одном из лучших миланских ресторанов. Разглядывая последний снимок, он напрягся и тихо выругался.
– Кто это? - спросил Макси.
– Генерал Эмилио Гандольфо, чтоб его черти скорее в ад забрали. - Макси с Фрэнком терпеливо ждали, пока итальянец оторвется от лица на снимке. Потом Сатта пояснил: - Гандольфо - один из моих непосредственных начальников. Как и многие другие высокие чины, он в прошлом был тесно связан с фашистами. Это именно он отдал мне приказ прекратить расследование, связанное с Жаном Люком Донати и Анваром Хуссейном.
Фрэнк подался вперед и сказал:
– Но мы ведь не можем быть уверены, что он ходил именно к Донати. В доме есть еще пять квартир.
Сатта пожал плечами и печально улыбнулся.
– Если бы я имел привычку биться об заклад, поставил бы тысячу против одного, что он был как раз в квартире Донати.
– Он человек влиятельный? - спросил Макси.
Лицо Сатты стало совсем печальным.
– К сожалению, да. У него очень большие связи повсюду - с политиками, в обществе, с военными и в разведке.
Фрэнк делал какие-то пометки в блокноте. Потом он вырвал листок, поднялся и сказал:
– Схожу позвоню Йену и передам ему эти сведения, чтоб он забил их в компьютер.
– Что ты будешь есть? - спросил Макси. - Я тебе пока закажу.
– Возьми мне тарелку спагетти, - ответил австралиец. - И скажи, чтоб каким-нибудь соусом сверху полили.
Сатта от изумления вытаращил глаза. Макси только с ехидцей хмыкнул.
* * *
Гвидо вернулся в пансион сразу после шести вечера. Он застал Кризи, Йена и Сову в небольшом баре. Перед ними на стойке стояли стаканы с разными напитками. За стойкой распоряжался Пьетро. Гвидо получил свою обычную порцию "Чивас Ригэл" с содовой. Он вынул из кармана листок бумаги и протянул его Кризи.
– Это - владелец голубой "ланчии", - сказал он, - и дома на Виа Сан-Марко.
Кризи взглянул на листок и вслух прочел
– Франко Делор. Что тебе о нем известно? - спросил он Гвидо.
– Лично с ним я не знаком, - ответил тот. - Но, как тебе известно, у меня есть друзья в полиции и связи в мафии. Франко Делор - личность любопытная. Мать его была итальянкой, отец - французом. В Неаполе он обосновался лет двенадцать назад. Вскоре после этого он попал под суд - его обвиняли в том, что он принимает участие в деятельности преступной группы, специализировавшейся на детской проституции. Каким-то образом ему удалось вывернуться и получить лишь условный срок. Тогда-то, судя по моим источникам, он обратился к Богу и посвятил себя благотворительности. С тех пор его досье совершенно чистое, хоть напоказ выставляй как образчик добродетели. Он - член попечительских советов нескольких благотворительных организаций, занимается устройством в Италии беженцев из стран Восточной Европы, переживших политические потрясения, в частности из Албании.
– Есть на него что-нибудь еще? - спросил Кризи.
Гвидо покачал головой.
– Я еще не закончил копать под него, может быть, что-то позже всплывет.
Йен встал, взял со стола листок бумаги и пошел к двери, бросив на ходу:
– Я занесу сведения о генерале Гандольфо и Делоре в компьютер.
Его остановил Гвидо.
– Да, есть еще одна деталь. По всей видимости, одна из благотворительных организаций, которую возглавляет Делор, недавно открыла бюро в Бари. Оно будет искать в Италии новых родителей для албанских сирот.
– В Бари? - переспросил Йен.
– Да, - ответил Гвидо. - Это самый близкий к албанской границе итальянский порт. Говорят, Делор проводит там много времени.
Глава 65
Есть люди, которые живут в основном внутренней жизнью, довольствуясь, главным образом, собственным воображением. Их вполне удовлетворяет тот организованный мир, который создан в их голове, а за пределами этой идеальной структуры бытия, в мире реальных вещей и событий, они чувствуют себя неуютно. Как правило, такие люди страдают либо физическими, либо моральными недугами - иногда действительными, а иногда вымышленными.
Именно к этой категории людей относился Массимо Беллу. Он считал себя совершенно непривлекательным для представительниц прекрасного пола. Был он невысокий и полноватый - сколько бы ни сидел на диете, все равно похудеть не удавалось. Волосы у него были прямыми и недостаточно темными, чтобы казаться красивыми, и тут ничто не помогало, даже самые дорогие шампуни и кондиционеры, которыми он пользовался. Он на всю жизнь запомнил слова парикмахерши, сказанные, когда ему было девять лет. Он пришел в парикмахерскую с матерью, которая терпеливо ждала, пока ему сделают прическу. Парикмахерша, симпатичная молодая женщина, трижды обошла вокруг него и вынесла приговор:
– Либо нам надо обрить его наголо, либо придется очень потрудиться, чтобы из этой шевелюры сделать хоть что-нибудь мало-мальски приличное.
Мать его разозлилась. Массимо опечалился. После этого случая он замкнулся, ушел в себя и погрузился в свою внутреннюю жизнь. Хотя тогда он был не по годам смышлен, в школе ему доставалось от сверстников. Он был слишком неуклюж, чтобы преуспевать в спорте, замкнутым и малообщительным, девочки на него внимания не обращали. Единственным его убежищем был разум, и в будущем он целиком посвятил себя его совершенствованию.