Ночная Мышь, или Первый полет
Шрифт:
(Такие вопросы, когда ответ известен заранее, называются ещё «риторическими»).
Слушатели вопроса не поняли, но на всякий случай отодвинулись от Ночной Мыши подальше и согласно закивали.
— Вот видишь, — развела крыльями Людмила.
— Но скажите хотя бы, когда я смогу взлететь?! — с отчаяньем спросила Мышь, чувствуя, что вот-вот разревётся от обиды не хуже Печальной Икки.
— Когда рак свистнет. Нищим летать ни к чему, — сухо ответила Людмила и повернулась к обомлевшему Птаху, взиравшему
— Ну-с… А теперь посмотрим на вас, юноша… Посмотрим… посмотрим… — приговаривала она, заглядывая в глаза сникшему птенцу, который уже и не рад был, что затеял этот поход.
Выдержав паузу, Людмила небрежно уронила:
— Что ж, вы мне нравитесь… — Птах воспрянул.
А Людмила уже вовсю вещала слушателям:
— Линия клюва несомненно указывает на твёрдый и решительный характер, — птенец приосанился, — цвет глаз в сочетании с формой крыльев говорит о недюжинном таланте, — маленький сладкоежка старательно взъерошил перья и вытянул шею, чтобы казаться выше.
— Вас ждут великие дела, молодой человек, — торжественно закончила Людмила, — прилетайте ко мне как-нибудь вечерком, я составлю ваш персональный гор-роскоп, — тут Вещая Птица сделала эффектную паузу, — бесплатно!
Зрители зашумели.
А Птах, забывший от восторга о строжайшем родительском запрете покидать гнездо без присмотра старших, обещал, что обязательно прилетит, непременно прилетит, вот прямо завтра и прилетит к уважаемой госпоже пророчице. Он так энергично кивал в подтверждение своих слов, что чуть было не свалился с ограды.
Только двое слушателей не разделяли всеобщего восторга — мрачная Ночная Мышь и рассеянный Барсук, потому что его на солнышке совсем разморило. Он долго переминался с лапы на лапу, не решаясь присесть (все остальные, не считая птиц, уже рассевшихся по веткам, слушали пророчицу стоя), но, в конце концов, решил — в ногах правды нет, пусть молодые стоят — и с облегчением опустился на траву. Устроился поудобнее, но лишь для того, чтобы тут же подскочить с криком:
— Послушайте, да ведь мы в луже сидим!
И впрямь, заслушавшись речей пророчицы, звери не обратили внимания на то, что воды на поляне заметно прибыло. У многих основательно подмокла оставленная в траве поклажа, не говоря уже о лапах и хвостах.
— Спасайся, кто может! — воззвал польщённый всеобщим вниманием Барсук, вскарабкался на ближайшую кочку и устроился на ней, поджав лапы.
Эти слова послужили сигналом к началу паники. Поляна тут же запищала, зарычала, завопила на десятки голосов — громче всех надрывались как обычно те, кого это меньше всего касалось —
— Потоп, погром, тарарам…:
— Ничего не понимаю, — заметил обстоятельный Бобр, глядя на безмятежное синее небо, — дождя не было с прошлого четверга, откуда же взяться лужам?..
— Да ещё и солёным, — удивилась белочка, попробовав влагу на вкус и аккуратно подбирая свой рыжий пушистый хвост.
— Солёные… — задумчиво протянул кто-то из стоявших у самого дерева, и все, кто был на поляне, не сговариваясь, выдохнули:
— Икка, это ты?!
Из-за кустарника на ближайшем пригорке поднялась величественная серая тень.
— Да, это я, — кротко, но с достоинством произнесла Икка, обводя окружающих добрым близоруким взглядом. — А в чём, собственно говоря, дело?
— Да вот, притопила ты нас немного, — миролюбиво ответил Бобр, он как все старожилы Нечаянного Леса с большим уважением относился к странностям романтической коровы.
— Простите, дорогой друг, — послушно склонила голову Икка и глубоко вздохнула, готовясь принести длинные прочувствованные извинения всем присутствующим.
Но договорить ей не дали.
— Безобр-разие! — завопила Людмила, — снова ты! Р-разбойница… Ты кого топишь?! Ты меня утопить вздумала! Вр-редительница… Подр-рывной элемент! Гнать — гнать таких надо из всякого пор-рядочного Леса!
Романтичная плакальщица задрала голову и угрожающе замычала. Впервые жители Нечаянного Леса видели робкую Икку в таком гневе.
— Где хочу, там и мычу, — заявила она, — захочу, буду здесь каждый день плакать, му-му-мучительница! — обернулась она в сторону остолбеневшей Людмилы, и водопад солёных слез обрушился на поляну.
Звери спасались бегством. Птицы резво сновали у них над головами, восклицая:
— Вы видели?! Нет, вы видели когда-нибудь подобное?
Только Бобр — в Лесу его звали просто Боб, блаженствовал:
— Вот это да, вот это по-нашему, — бормотал он, шлёпая по лужам. Воды на поляне всё прибывало и прибывало… — помирились бы вы с ней, голубушка, — бросил он на прощанье Людмиле, у которой от злости все разноцветные перья стали дыбом, — ведь не ровён час и впрямь затопит, — и добавил мечтательно:
— Вот раздолье-то будет…
— Мир-риться? — встрепенулась Людмила. — Ни за что! Я ей устрою! Я ей покажу! — скрежетала она, глядя, как разбегаются зрители. — Ты у меня об этом ещё пожалеешь! — грозила она Икке.
— Мучительница! — однообразно, но твёрдо отвечала ей Икка, ни на миг не прекращая лить слёзы, — ты мм-му-му-му-чительница, а я — му-му-ченица…
Бабах! Неожиданно прогремело где-то справа. Ну конечно же, Мелкое-Вредоносное-Создание не могло остаться в стороне от такого веселья.