Ночная смена. Остров живых
Шрифт:
Значит сердце — молодое, здоровое гоняет по-прежнему кровь по сосудам, только вот беда — в этой крови кислорода нет. Нам надо быстро дышать за Леньку. Сам-то он не сможет, понятно, пока я его не заведу.
Так, долой с него бронежилеты, вытряхиваем его из одежды, одеяло какое-то на пол и ровно тело на спину. Теперь — дыхательные пути чтоб были свободны — одной лапой — под челюсть, другая на лоб — чуток откидываю его голову, чтоб язык не мешал — когда человек без сознания — язык мякнет и комом закрывает путь воздуху, часто люди без сознания от этого гибнут. Особенно если еще и с носом проблемы — кровотечение или насморк.
Теперь рот открыть,
Чисто во рту. Еще что-нибудь проложить между его ртом и моим — и можно качать. Ага, вот подходящий полиэтиленовый пакет, так дырку пальцами рву — все, можно.
— Воду, воду из него вылить надо! — тормошит меня за плечо Саша.
Отмахиваюсь. Белая кожа утопленника означает, что тут была остановка дыхания, нет у утоплого воды в легких, не дышал он водой. Вот был бы синий — тогда да, попала вода в легкие и немало и пена бы во рту была. Только и такого без толку выжимать — вода, попавшая в бронхи и легкие, не стоит там печально как в лесном озере, а всасывается моментально в кровь, потому без толку вытряхивать ее. И именно поэтому он и синий становится.
Прикладываюсь плотно губами к губам Леньки, старательно зажимаю пальцами ему нос (а иначе воздух вместо трудного пути в легкие с легким свистом выскочит куда попроще — в атмосферу) и — вдуваю ему несколько литров воздуха из своих собственных легких. Воздух конечно второй свежести, мой организм кислород из него чуток забрал, а углекислый газ вбросил — но и на долю Леньки пока кислорода хватит.
Отлично пошло — грудная клетка пациента с натугой поднимается, и когда я отстраняюсь слегка — опадает с шумным выдохом. Ай, я молодец — а то бывает недостаточно голову запрокинут и вместо по трахее в легкие — начинают качать воздух через пищевод в желудок, что совершенно бесполезно. Следующий вдох — грудь поднимается, отстраняюсь — Ленька с шумом выдыхает воздух.
— Смотрите — дышит курок-то!
— Дурень! Выдох- пассивный, атмосферное давление учитывай! Так и труп выдыхать будет.
Некогда слушать, дышать надо. Тяжело, это ж не воздушный шарик надувать приходится, а жесткую конструкцию, именуемую грудной клеткой. Счастье еще, что сердце у Леньки работает в автономном режиме — если бы пришлось делать сердечно-легочную реанимацию — чередуя вдыхания с непрямым массажем сердца — затрахался бы я тут, даже и учитывая помощников.
Вдох — я — выдох — он, вдох — я — выдох — он…
Ленька никак не хочет начать дышать самостоятельно…
Когда в голове начинается легкое кружение и признаки того, что я с такой интенсивной дыхательной нагрузкой уже сам перекислородился, меня заменяет один из водолазов — они уже переоделись во что-то, готовы помочь.
Уступаю место.
Парень неплохо справляется, правда забыл нос зажать, но сам же и заметил, что ему в щеку дует.
Филя очень мрачно замечает, что мы так упреем качавши.
— Вода ему в нос попала. Паршиво это. Сразу остановка дыхания и не факт, что заведется.
Что-то я такое слышал. И даже название помню. Вот на языке вертится… Как это, ну же чертей сто… Ладно, неважно. Этому рефлексу еще была посвящена сценка убийства в музее восковых фигур мадам Тюссо. Мистер Смит и очередная жена в ванне.
Англичанин этот трижды женился — на состоятельных, но безнадежно засидевшихся в девках невестах, они значиться страховали
Инспектор был человеком дела — раз все дело в ванне — он начал экспериментировать, заручившись поддержкой нескольких матерых пловчих. Девушки с энтузиазмом взялись помогать полиции — тогда, в начале 20 века феминизма еще было мало. Тут и оказалось, что утопить женщину в ванне — сложное мероприятие. Никак не выходит, чтобы без синяков, царапин и визга.
Бились, бились, все без толку.
Отчаявшись, полицейский взял деваху, сидящую в ванне за щиколотки и неожиданно даже для себя дернул пловчиху за ноги, так что ноги оказались над ванной, а девушка соскользнула на дно. Вот тут-то инспектор и перепугался, потому как пловчиха обмякла и перестала подавать признаки жизни. Ее с трудом откачали, благо, и врач при этих экспериментах сидел как привязанный. Оказалось, что она ничего не помнит, все произошло мгновенно.
Женоубийцу суд присяжных приговорил к смертной казни единодушно, а медики получили информацию о рефлексогенной зоне в полости носа — как только ее раздражают внезапно струей воды — так отключается дыхание.
Вот и Ленька у нас так же — отключил себе дыхание, клоун чертов.
Проверяю пульс через каждые десять вдохов. Работает сердце, и даже порозовел утопленник, только вот сам дышать не хочет, засранец.
Ильяс о чем-то переговаривается с капитаном корытца.
Ребята дышат и дышат, Ленька по-прежнему между небом и землей.
— Доктор, сможешь его сам качать до Кронштадта? — спрашивает Ильяс.
— Смогу.
— Тогда так. Мы сейчас выгружаемся в Рамбове. Тебя с клиентом отвезут в Кронштадт. Мы договоримся, чтоб встретили. У тебя пара часов есть — заодно привет передай Николаичу и этому танкисту. Потом — сюда, к нам. Мы пока без тебя начинать не будем, так что не тяни.
— А что начинать-то?
— Охота на особо крупного хищника. Тут морф какой-то ушлый колобродит, местные аборигены его отловить не могут. Вот нас и напрягли. Так что ухо востро.
— Мы с ним прокатимся — говорит водолаз Филя.
— С какой бы это стати? — удивляется Ильяс.
— С такой, что обсохнуть нам надо, а не бегать тут в разные стороны. Да и дело было в Кронштадте.
— Мне никто не сказал.
— Вот я говорю. К слову — мы в состав охотничьей команды не входим, так что не пузырись.
Ильяс как раз собирается пузыриться, это явно написано на его лице, но мы уже причаливаем — к совершенно пустому пирсу — напротив паромной пристани. На пустом пирсе — только будка, в ней кто-то сидит, но к нам не выходит. Из трубы валит клочковатый серый дымок. Ребята один за другим выпрыгивают на пирс. Машу им рукой — и возвращаюсь к Леньке.