Ночная стража
Шрифт:
Ваймс завел их внутрь. Там, за каменной оградой, предоставлявшей им великолепнейшую возможность устроить засаду на любого вторгшегося глупца, устроилась еще пара хорошо вооруженных часовых. Заметив Ваймса, они схватились за рукояти мечей.
— Что там такое? — спросил один.
— Ну, люди беспокоятся, — ответил Ваймс. — Говорят, за рекой вообще все ужасно. И потому мы пришли забрать заключенных.
— Да? И под чью юрисдикцию?
Ваймс поднял арбалет.
— Мистера Бурлея и мистера Рукисилы, — ухмыльнулся он.
Часовые
— А они кто такие? — спросил один.
На мгновение повисла тишина, а потом Ваймс бросил из уголка рта:
— Младший констебль Ваймс?
— Да, сэр?
— Кто делает эти арбалеты?
— Э… Братья Хайнз, сэр. Третий Номер.
— Не Бурлей и Рукисила?
— Никогда не слышал о них, сэр.
Черт. На пять лет раньше, подумал Ваймс. А ведь такая хорошая фраза получилась.
— Давайте скажем по-другому, — обратился он к часовым. — Если вы причините мне малейшее неудобство, то я прострелю вам голову. — Эта фраза не была удачной, но в ней слышалась определенная настойчивость, и к тому же она была настолько проста, что даже Неназываемые смогли понять ее.
— У тебя только одна стрела, — возразил часовой.
За спиной Ваймса раздался щелчок. Сэм тоже поднял свой арбалет.
— Теперь две, и поскольку мой парнишка еще только учится, он может прострелить вам что угодно, — ответил Ваймс. — Мечи на землю! Вон отсюда! Бегите! Сейчас же! И не возвращайтесь!
Мгновение они стояли в нерешительности, всего мгновение, а потом бросились прочь.
— Фред нас прикроет, — добавил Ваймс. — Пошли…
Все штаб-квартиры стражи похожи одна на другую. Каменные ступени ведут в подвалы. Ваймс пронесся вниз по ним, распахнул тяжелую дверь…
И замер.
Даже в лучшие времена камеры не пахли так. В лучшие времена, даже на улице Паточной Шахты, гигиена включала одно ведро на камеру, и выносили его тогда, когда Мордач считал это необходимым. Но, даже в самые худшие времена, от камер на улице Паточной Шахты никогда не несло кровью.
Зверь зашевелился.
В этой комнате стояло большое деревянное кресло. В этой комнате рядом с креслом висела полка. Кресло было привинчено к полу. К нему были приделаны широкие кожаные ремни. На полке лежали дубинки и молотки. Больше в комнате не было ничего.
Пол был темным и липким. Вырытый желоб шел к водостоку.
Крошечное окошко было заколочено. Свет здесь не приветствовался. И все стены, даже потолок, были обиты мешками с соломой. Мешки были даже на двери. Камеру устроили очень тщательно. Ни один звук не должен был ее покинуть.
Пара факелов лишь придавала темноте грязноватый отсвет, и ничего более.
Ваймс услышал, как за его спиной Ненсибела вырвало.
Будто бы в каком-то странном сне он прошел по комнате и наклонился, чтобы поднять что-то, мерцавшее в свете факела. Это был зуб.
Он снова встал.
Закрытая деревянная дверь вела в одну сторону подвала; с другой стороны был широкий тоннель, который почти наверняка вел к
Оттуда послышались шаги, которым вторил звон ключей, а льющийся из-под двери свет становился все ярче.
Зверь насторожился…
Ваймс схватил с полки самую большую дубинку и быстро шагнул к стене прямо за дверью. Кто-то приближался, кто-то, кто знал об этой комнате, кто-то из тех, кто называли себя полицейскими…
Ухватившись двумя руками, Ваймс поднял дубину…
И бросил взгляд на вонючую комнату, и увидел, как смотрит на него юный Сэм, тот юный Сэм с блестящим значком и таким… незнакомым лицом.
Ваймс опустил дубину, аккуратно прислонил ее к стене и вытащил из кармана кожаную дубинку.
Скованного, не вполне понимающего зверя оттащили обратно во тьму ночи…
Человек ступил внутрь, что-то насвистывая, сделал несколько шагов, увидел юного Сэма, открыл рот и упал без сознания. Он был крупным человеком и тяжело ударился о булыжники. На его голове был кожаный капюшон, но тело до талии было оголено. На ремне висели ключи.
Ваймс бросился в коридор, завернул за угол, ворвался в маленькую ярко освещенную комнату и схватил человека, который сидел там.
Он был намного меньше и подавил крик, когда Ваймс стащил его со стула.
— И чем же папочка весь день на работе занят, мистер? — взревел Ваймс.
Человечек моментально превратился в ясновидящего. Один только взгляд в глаза Ваймса поведал ему, каким коротким может стать его будущее.
— Я просто клерк! Клерк! Я просто веду записи! — запротестовал он. В отчаянии он показал ему ручку.
Ваймс посмотрел на стол. Здесь были циркули и другие геометрические приборы, символы безумия Каченса. Были книги и папки с различными бумагами. И метровая стальная линейка. Он схватил ее свободной рукой и ударил по столу. Тяжелая сталь издала приятный звук.
— И? — спросил он, почти вплотную приблизив лицо к вырывающемуся человеку.
— И я измеряю людей! Все в капитанской книжке! Я просто измеряю людей! Я не делаю ничего плохого! Я не плохой человек!
Линейка снова ударилась по доске. Но на этот раз Ваймс повернул ее, и стальной край врезался в дерево.
— Хочешь, чтоб я тебя уравнял, мистер? — Человечек закатил глаза.
— Прошу вас!
— Отсюда есть другой выход? — Ваймс шлепнул линейкой по столу.
Вспышки в глазах было достаточно. Ваймс заметил дверь, почти невидимую под деревянной обшивкой стены.
— Хорошо. Куда она выводит?
— Э…
Теперь Ваймс был нос к носу с человеком, который, говоря языком полицейских, оказывал содействие в его поисках.
— Ты здесь совершенно один, — произнес он. — Здесь у тебя нет друзей. Ты сидел и делал записи для палача, для чертова палача! А еще я вижу стол, и здесь есть ящички, и если ты хочешь когда-нибудь, хоть когда-нибудь снова взять в руки карандаш, ты скажешь мне все, что мне нужно…