Ночная стража
Шрифт:
Ваймс однажды уже приносил присягу. А что, если повторная присяга отменяет первую? Но никуда не денешься, нужно было по крайней мере коснуться шиллинга. Он почувствовал вес монетки ладонью и успел с недостойным чувством радости схватить ее прежде, чем капитан дернул за шнурок. Но, показав себя, Ваймс тут же разжал пальцы.
Отдав честь еще раз, Ваймс повернулся и похлопал Пятака по плечу.
— Я хотел бы поговорить с тобой на улице, с разрешения капитана, конечно.
Он вышел из кабинета.
Пятак посмотрел на Мякиша, который загипнотизированно таращился
— Хороший парень, — произнес наконец капитан. — Очень хороший… э… волевой такой…
— Тогда пойду узнаю, чего он, х-на, хочет, — сказал Пятак и вылетел из кабинета.
Он дошел почти до конца коридора, когда внезапно метнувшаяся из темноты рука схватила его за горло.
— Очень полезно водить знакомство с таким человеком, как ты, Пятак, — прошипел Ваймс.
— Так точно, сэр, — выдавил Пятак, стоя почти на цыпочках.
— Ты ведь держишь ушки востро, а?
— Так точно, сэр!
— В каждой страже, Пятак, есть человек, который всегда знает, что происходит, и может достать все, что угодно. И здесь, как мне кажется, такой человек — это ты.
— Х-на, так точно, сэр!
— Тогда слушай меня внимательно, — продолжал Ваймс. — Нужны башмаки восьмого размера, шлем семь с четвертью, хорошая кожаная накидка с капюшоном. Башмаки должны быть добротными, но изрядно поношенными. Усек?
— Поношенными?
— Да. Подошвы должны быть протертыми почти до дыр.
— Протертыми почти до дыр, усек, — кивнул Пятак.
— Нагрудник без намека на ржавчину, но можно слегка помятый. Хороший клинок — уж поверь, Пятак, когда я возьму его в руки, то сразу пойму, хорош он или нет. Что до всего остального, не сомневаюсь, такой человек, как ты, достанет самое лучшее и доставит к десяти часам в дом доктора Газона, что на Мерцающей улице. Поверь, Пятак, ты в накладе не останешься. Я тебя отблагодарю.
— И как же? — спросил Пятак, страдая в крепкой хватке Ваймса.
— Своей вечной дружбой, Пятак, — ответил Ваймс. — А это очень редкий товар в здешних местах, можешь мне поверить.
— Так точно, сержант при оружии, сэр, — отозвался Пятак. — Сэр, а колокольчик вам разве не понадобится?
— Колокольчик?
— Чтобы звенеть и кричать «Все, х-на, спокойно!», сержант, сэр.
Ваймс обдумал предложение. Колокольчик. У каждого стражника был колокольчик, потому что так было написано в уставе, но Ваймс запретил его использование, кроме как на всяких церемониях.
— Лично мне колокольчик не нужен, Пятак, — наконец сказал он. — А сам-то ты как считаешь? Все спокойно?
Пятак попытался сглотнуть.
— Это как посмотреть, сэр, — прохрипел он.
— Молодец. До встречи.
Когда Ваймс вышел на улицу, край неба уже розовел в предчувствии рассвета, но город по-прежнему оставался переплетением теней.
Карман приятно оттягивала успокаивающая тяжесть значка. А в душе пела необъятная свобода, которую дала присяга. Ни один из правителей так и не заметил, сколько в этой самой присяге лазеек…
Ваймс направился к Мерцающей улице уверенным и неспешным шагом.
Один раз ему пришлось отойти в сторону, чтобы пропустить тощую клячу, волочившую по булыжной мостовой недоброй памяти громадную четырехколесную повозку. Испуганные лица уставились на него сквозь широкие металлические прутья повозки, но уже через мгновение унылый экипаж исчез в полумраке. Ночная жатва комендантского часа.
Ваймс попал в недобрые времена. Все знали, что лорд Ветрун просто чокнутый. Один не менее безумный юноша как-то раз попытался прикончить его и непременно преуспел бы, если бы лорд в самый последний момент не шевельнулся. Стрела попала его сиятельству в руку, и люди — люди, эти безымянные горожане, которых можно встретить в любой пивной, — начали поговаривать, что стрела была отравлена и от этого разум правителя еще больше помутнел. Лорд Ветрун стал подозревать всех и вся, в любом темном углу ему мерещились коварные наемные убийцы. По слухам, каждое утро он просыпался в поту, потому что убийцы преследовали его и во сне.
Он всюду видел шпионов и заговоры, поэтому создал специальную службу по их искоренению. Но в искоренении заговоров и шпионов во все времена и повсюду есть одна главная беда: даже если поначалу никаких заговоров и шпионов нет и в помине, стоит начать их искоренять, и вот уже в заговорах и заговорщиках нет недостатка.
Хорошо хоть, Ночная Стража не имела к этому никакого отношения. Она просто брала под стражу тех, кого велели. Зато на Цепной улице работал целый специальный отдел, карающая длань его параноидального сиятельства. Официально отдел назывался Особым, но, насколько помнил Ваймс, его сотрудники обожали, когда их звали «непоминаемыми». Это они прятались в каждой тени, подслушивая разговоры; это они заглядывали в каждое окно. Ну, то есть, наверное, они. По крайней мере, если в твою дверь посреди ночи раздавался стук, это были точно они.
Ваймс остановился. Дешевая одежда промокла до нитки, в башмаках хлюпала вода, капли дождя стекали по подбородку, и он был так далеко от дома. Впрочем, в некотором предательском смысле он был как раз дома. Большую часть своего рабочего дня он проводил ночью на улице. Шагать по мокрым улицам спящего города означало для него быть живым.
Природа ночи изменилась, но природа зверя осталась прежней.
Он сунул руку в заштопанный карман и еще раз коснулся пальцами значка.
В темноте, с которой не могли бороться редкие фонари, Ваймс постучал в дверь. В одном из окон первого этажа горел свет, значит, Газон, скорее всего, еще не спал.