Ночное следствие
Шрифт:
— Кто?
— Не знаю. Просто был. Он там всегда сидит. Всегда.
— А второй раз, панна Фрич?
Девушка пристально всматривается в пасть камина, долго молчит, и я вынужден переспросить еще раз.
— Тогда… В пятницу ночью.
— В пятницу ночью? Когда умер тот человек, что приехал на машине?
— Он не умер, — отвечает совершенно равнодушно Труда Фрич и медленно выпрямляется в кресле. — Его убили.
— Помилуйте, что вы говорите, панна Фрич! Кто его убил?
— Я его убила.
Девушка медленно опускает голову на высокий подлокотник кресла и неподвижным взглядом смотрит мне прямо в глаза, смотрит долго и пристально, пока наконец до меня не доходит, что она без сознания.
2
МАГНИТОФОННАЯ ЗАПИСЬ ОПЕРАТИВНОГО СОВЕЩАНИЯ
Время: 19.17, лента № 1
Присутствовали: шеф следственной группы; И. Домбал, поручик; С. Куницки, эксперт судебной медицины.
Шеф: Открываю совещание. Поручик Домбал доложит о предварительных результатах расследования. Затем предлагаю перекусить и послушать доктора Куницкого. Согласны? Хорошо. Поручик Домбал, прошу вас. Только еще одна просьба: без гипотез и спекулятивных измышлений, чтобы не создавать путаницы.
Поручик Домбал: А здесь холодно. Может, затопить? Ах да, верно, мы еще не осматривали камин. Обыск в этой комнате надо будет сделать сразу после совещания. Итак, начинаю. Оперативный отдел Главной комендатуры милиции в Варшаве получил донесение о случившемся утром в пять тридцать две. Позвонил гражданин Марек Бакула, хранитель замка в Колбаче, и сообщил следующее.
Шеф: Не увлекайтесь мелочами. По порядку. Причина смерти? В котором часу звонил Бакула? Факты, только факты, поручик Домбал. Для предположений у нас еще достаточно времени. Бакула звонил в пять тридцать две утра? Хорошо.
Поручик Домбал: Прошу прощения. Значит, дальше… Выезд следственной группы под руководством гражданина капитана состоялся в восемь десять утра. Прибытие в Колбач: восемнадцать ноль-ноль. Еще до выезда группы в Варшаве удалось установить следующее. Гражданин Федеративной Республики Германии Арним фон Кольбатц прибыл в Польшу от имени западнонемецкой ежедневной газеты «Нойе виртшафт цейтунг», сокращенно — «НВЦ», имея намерение написать цикл очерков о польской экономике. Арним фон Кольбатц пересек границу в Слюбицах во вторник утром в… в… Минутку, где это у меня? Ага, есть. В семь пятьдесят, как отмечено в таможенном протоколе. В Варшаве зарегистрировался в «Гранд-отеле» в девятнадцать часов в тот же день…
Д-р Куницки: …а в четверг утром был в Колбаче? Что-то уж очень ему не терпелось…
Шеф: Я просил без замечаний. У нас еще будет для них время.
Д-р Куницки: Извините.
Поручик Домбал: Значит, дальше… Арним фон Кольбатц, тридцать три года, холост, проживает во Франкфурте-на Майне, улица Канта, двадцать семь, паспорт номер три-три-ноль-семь-восемь-четыре. Эти данные взяты у нас, в отделе регистрации иностранцев. В Колбаче установили следующее. Замок находится под охраной отдела памятников старины министерства культуры и искусства. Расположен на полпути из Свиноуйсте в Гданьск, в тысяче двухстах метрах от приморского шоссе, в трехстах или двухстах метрах от берега моря. До пятьдесят шестого года здесь размещалась пограничная застава, потом замок передали министерству. В замке проживают: хранитель, сотрудник Института средневекового искусства, доктор искусствоведения Марек Бакула, сорока одного года, постоянно прописан в Кракове; Герман Фрич, выполняющий административно-хозяйственные функции, шестидесяти пяти лет, немец, польский гражданин. Живет здесь с дочерью, Трудой Фрич, восемнадцати лет, студенткой зоотехникума. Девушка обычно приезжает в Колбач на субботу и воскресенье, сейчас у нее зимние каникулы. Наконец, последняя особа — Аполония Ласак, шестидесяти лет, кухарка и уборщица, живет в замке только год, раньше была членом сельскохозяйственного кооператива в Голчевицах, которые находятся в четырех километрах от Колбача. Более подробные данные об этих людях можно будет взять завтра утром в местном народном Совете. Кто-нибудь подъедет туда пораньше, хорошо? Значит, дальше… Труп. Трупа мы сразу не нашли. В соответствии с информацией, полученной нами от хранителя замка доктора Бакулы, покойник был похоронен сразу же после смерти. Останки закопал доктор Бакула с помощью Германа Фрича. Доктор Бакула показал нам место, где находилась могила. По поручению доктора Куницкого мы произвели эксгумацию и подробный осмотр…
Шеф: Прошу оставить это доктору Куницкому. Результаты обыска… У вас есть спички? Опять они куда-то затерялись… Спасибо. Итак, слушаю.
Поручик Домбал: Если говорить об обыске, то пока их было два: у доктора Бакулы, когда он беседовал с гражданином капитаном, и в комнате умершего немца. Они не дали ничего интересного. Нашли предметы личного обихода, деньги в сумме семи тысяч польских злотых. В бумагах умершего обнаружили аккредитив на пятьсот американских долларов. И еще двести долларов в двадцатидолларовых банкнотах… Но, по-моему, есть кое-то указывающее на возможность грабежа. Нет часов. А на левой руке умершего ясно виден след от их браслета.
Шеф: Хорошо. Машину осмотрели?
Поручик Домбал: Да. Я сам осматривал. Вода не спущена, охлаждение замерзло. Возвращаясь к вопросу об обыске, хочу заметить, что нам еще предстоит поработать в комнате задержанной девушки, дочери Фрича, в комнате самого Фрича и кухарки.
Шеф: …и еще в целом замке, коллега, и еще во всем замке. Вы случайно не заметили, что в башне левого крыла трижды вспыхивал свет. Кто-либо из наших там был?
Поручик Домбал: Свет? Нет, не заметил. Я все время находился внизу. Свет? Мне кажется, что наверху вообще нет электричества. Сержант Лигенза верхние комнаты осматривал с фонарем. Мне кажется, что…
Шеф: Хорошо. Оставим пока этот вопрос. Проверим позже. У вас что-либо есть?
Поручик Домбал: Да. В сумке девушки я нашел мужскую куртку.
Шеф: Знаю. Видел. Новую?
Поручик Домбал: Нет. Старое тряпье. Я думаю, что ее перешили из военного мундира, а потом перекрасили.
Шеф: Ну и прекрасно… Да, я попрошу, чтобы все предметы, вызывающие подозрение, были самым тщательным образом осмотрены и зафиксированы в документации. Теперь познакомимся с итогами медицинской экспертизы. Доктор!.. Вы выглядите чертовски усталым, скажите, чтобы вам сделали кофе. Домбал принесет из нашей машины. Я всегда вожу кофе с собой. Да… Домбал, обязательно велите дать чего-нибудь горячего постовым милиционерам. Им придется еще немного померзнуть, пока мы не закончим тут свои дела. Итак, доктор?.. Я слушаю.
Д-р Куницки: Итоги медицинской экспертизы… Это трудно назвать экспертизой. У меня было слишком мало времени и… Нужно все-таки доставить тело в Варшаву. Если вы согласитесь тут еще посидеть, я завтра пораньше подскочу в город и к вечеру у меня уже будут настоящие итоги. У нас хорошие специалисты и работают быстро. Так… Но, вообще-то говоря, идиотская история…
Шеф: Конкретно?
Д-р Куницки: Конкретно… Гм… Конкретно… Минутку, минутку… Так. Значит, эксгумация произведена в восемнадцать часов с минутами. Точное время здесь не имеет значения, так же как и следы, возникшие, когда вынимали, переносили и укладывали труп на предполагаемое место смерти. Причина смерти? Гм… Осмотр тела дал следующие результаты. Во-первых, травма черепа с левой стороны головы, трещина в височной части черепной коробки. Во-вторых, при ушибах такого рода позднее появляется кровоподтек, так называемая гематома, или, попросту, синяк. В данном случае мы имеем дело с одним кровоподтеком овального типа. Он свежий, почти черно-синий, поэтому время получения травмы можно определить довольно точно. Это произошло никак не позже чем двадцать четыре часа тому назад.
Поручик Домбал: Пожалуй, совпадает. Бакула сообщил, что в пятницу, примерно в двадцать два… А сейчас у нас суббота, девятнадцать.
Шеф: Не мешайте доктору, Домбал.
Д-р Куницки: Не особенно совпадает. Сейчас скажу почему. На чем это я остановился? Ага… Значит, кровоподтек и трещина в черепной коробке. Вы спрашиваете: причина смерти? Нет, без вскрытия я ничего определенного сказать не могу. Я лишь предполагаю. Почему у меня возникают сомнения относительно времени смерти? Удар, по моему мнению, привел к повреждению кровеносных сосудов. Появился кровоподтек.
Шеф: Вы хотите сказать, что… что он умер уже после того, как его закопали? А, доктор?
Д-р Куницки: Не знаю. Только предполагаю. Я еще должен сделать вскрытие, исследовать мозг, сосуды и гематому. Теперь — каким образом это могло случиться? Доктор Бакула проинформировал нас, что, когда он вошел в комнату, покойный лежал без сознания у камина на полу, рядом с креслом. Он удостоверился, что немец мертв, хотя и не нашел следов крови. Бакула решил, что это сердечный приступ. Но через некоторое время обнаружил действительную причину смерти — во всяком случае, по его словам — действительную. То есть покойный, видимо, упал и ударился виском о подлокотник кресла, который завершается резной головой грифа. Правдоподобно?.. Прошу посмотреть сюда. Да, такое украшение достаточно небезопасно. Покойный был крепким мужчиной. Допустим, что он поскользнулся или почувствовал себя нехорошо. Возможно. Но точный диагноз можно поставить только после вскрытия. Оно в любом случае крайне необходимо. Особенно необходимо потому, что предварительный осмотр выявил одну весьма существенную деталь. Уважаемые коллеги, я предполагаю, что труп не оставался на одном месте.
Шеф: Не оставался? Само собой разумеется! Ведь он был захоронен, то есть его унесли с места смерти.
Д-р Куницки: Это понятно. Но я имею в виду совсем другое. Трупные пятна. Они выступают в течение трех-десяти часов после смерти на тех частях тела, которые. Расположены на более низком уровне, нежели остальные. У людей крепкого сложения пятна появляются даже раньше. Я уже говорил, что покойный был склонен к полноте. Пятна, как вы знаете, возникают в результате прекращения деятельности кровообращения. Понимаете, у покойного эти пятна появились в верхней части туловища, но после эксгумации их можно было видеть и на спине, и на ногах. Верхние, более ранние, не побледнели, как это обычно происходит, стали только гораздо менее выраженными. Если бы он все время лежал на спине — и здесь, на полу, и в гробу, — то пятна возникли бы только на спине. Поэтому похоже на то, что покойник сначала лежал головой вниз, и лишь потом, на полу, его уложили горизонтально.
Шеф: Уложили? Что вы хотите этим сказать, доктор?
Д-р Куницки: Пока ничего. Я должен произвести вскрытие. Во всяком случае, есть три возможности. Первая: он упал, ударился о голову грифа и тут же скончался. Вторая: он просто потерял сознание, и его похоронили, когда он находился в глубоком и длительном обмороке. А смерть наступила уже в результате поражения мозга образовавшейся гематомой. И третья возможность…
Поручик Домбал: …его убили ударом по голове где-либо в другом месте, принесли в эту комнату и положили на полу у камина.
Д-р Куницки: Вот именно. Я как раз это и хотел сказать. Но только вскрытие… Только тогда я смогу судить наверняка. Почему его похоронили с такой по спешностью — это не мое дело, а ваше. Да, я еще хотел заметить, что сердечный приступ можно почти полностью исключить. Он совсем не похож на сердечника. Вот и все. Прошу меня извинить за сбивчивое сообщение, но я очень устал.
Шеф: Спасибо, доктор. Домбал, приступайте к обыску. И прошу привести ко мне кухарку. Как ее фамилия? Ласак? Хорошо. Давайте хоть немного перекусим. Великолепный джем, доктор… Выключите магнитофон, Домбал.
3
Аполония Ласак? Что за явление! Я ожидал увидеть простую крестьянку, а в дверях появилась чуть ли не дама со старинного портрета. Черное платье, манжеты и высокий воротник которого отделаны тонким кружевом, разумеется белоснежным и накрахмаленным. На плоской груди — золотая цепочка с крестиком изящной работы. Только лицо у нее грубоватое и костистое, а руки изуродованы ревматизмом. Говорит медленно, с провинциальным акцентом.
Она здоровается, окидывает внимательным взором всю комнату, словно видит ее впервые, смахивает с груди какую-то пылинку, вынимает из рукава платочек, вытирает нос и начинает меня не особенно дружелюбно рассматривать. Взаимный осмотр длится уже достаточно долго и, наконец, становится нестерпимым.
— Милиционер сказал, чтобы я пришла, — говорит Аполония Ласак. Подходит к окну и хочет задернуть шторы, зеленые, из старого плюша.
— Прошу оставить шторы в покое.
— Дует, — отвечает пани Ласак.
— И тем не менее прошу не заслонять окно! — громко приказываю я.
— Как хотите, — говорит женщина и, наконец, садится. Расправляет платье, устраивается поудобнее. Видимо, ей нравится сидеть в этом кресле, хотя она и заявляет: — Сколько раз я говорила, чтобы выкинули эту рухлядь. Только моль из-за нее разводится. Но что удобно — то удобно, надо прямо сказать… А вам что от меня надо? Небось из-за покойника меня позвали? Царствие ему небесное, хоть он и немец.
— Вы не любите немцев?
— А пан их очень любит?
— Пани Ласак, я хочу, чтобы вы мне рассказали, как все тут случилось с этим немцем.
— Не у меня спрашивайте, у Германа. Они с ним земляки.
— Спрошу, разумеется, и у него спрошу. Но ведь и вы можете кое-что рассказать, не так ли?
— Могу. Человек не сова, он все замечает.
— Вот именно. Ну, так как было дело? Приехал в пятницу?
— В четверг. Раненько, еще до завтрака. Машина и сейчас там стоит. Я как увидела эту машину, так сразу и подумала, что это ко мне. От Гомулки.
— От кого?
— Ну, от нашего Гомулки. Ведь я писала ему на тех жуликов из Голчевиц, которые мне, когда я вышла из кооператива, не заплатили за быка. А приехали не от Гомулки, всего лишь немец, царствие ему небесное, хотя они нас и убивали. Он, правда, наверное, нет. Слишком молодой.
— Значит, как? Приехал и прямо сразу тут поселился? Говорил что-нибудь? Спрашивал о ком-либо?
— Еще бы не спрашивал! — Пани Ласак рассмеялась. — Они уж очень охочи выспрашивать. Вытащил какую-то бумажку и лепечет мне. Только я и поняла, что ему нужен Герман. И сразу себе подумала, что они начнут вместе шпионничать.
— Не понимаю. Что значит «шпионничать»?
— Будете мне голову морочить, что не понимаете! Они все время у нас тут шляются. То он турист, то он то, то он это… Вежливые теперь, здороваются, гутен морген, а свое дело знают.
— Какое такое дело, пани Ласак?
— А то вы не понимаете! Я сразу помчалась к уважаемому пану доктору и сказала ему: «К Герману приехал какой-то немец, значит надо бежать в Голчевицы в милицию». Пан доктор мне ответил, чтоб без паники, что он сам пойдет и посмотрит, Пришел, посмотрел на гостя, поболтали между собой по-немецки, Наш ведь пан доктор может по-всякому разговаривать, даже по-латыни, что твой ксендз из Голчевиц. Вернулся он, значит, и сказал, что немец на экскурсию приехал, дворец хочет осмотреть и больше чем на два дня не останется. То ли редактор какой, то ли еще кто… А там — кто его на самом деле знает. Немец — это немец, царствие ему небесное. Пусть пан Германа выспрашивает. Он целую ночь с гостем разговаривал и Труду за водкой в Голчевицы посылал.
— Выпивали?
— Э-э-э… И какая у немцев выпивка? Вы у Германа спросите.
— А как насчет похорон? Вы присутствовали на них?
— Нет.
— Немца после смерти видели?
— Издали.
— Где видели?
— Да здесь.
— Как он лежал?
— Обыкновенно. Как всякий покойник. Готовенький. Прямо сразу бери и в гроб клади.
— Я спрашиваю, в каком положении он лежал.
— Ну, голова его была у кресла, а ноги около камина.
— Как вы думаете, пани Ласак, почему он умер? Ведь он был еще молодой человек.
— Молодой не молодой, с каждым может случиться. Вы лучше повыспрашивайте у Германа.
— Вам не показалось это странным? Приехал человек и сразу умер.
— Меня уже ничем не удивишь. Я много чего на своем веку повидала. Мог бы и не лазить в ту комнату.
— В какую комнату?
Ласак смотрит на дверь, потом, словно чего-то ожидая, на меня. Все время теребит в руках платочек.
— Ах, та комната… — говорю я безразличным тоном. — Та, где шесть стульев?
— Семь, — деловито поправляет меня Ласак. — На столе шесть приборов, а стульев семь. Одного прибора нет. О н не любит тарелок.
— Кто такой, пани Ласак?
— Ну тот, кто там сидит себе…
— Откуда вы знаете, что он не любит тарелок?
— Откуда? Еще бы мне не знать! Уж будет второй год, как я поставила е м у прибор. Прихожу на другой день, чтоб пыль стереть, смотрю — на полу одни черепки. Ничего, думаю, это просто ветер набедокурил. И ставлю, значит, другой прибор. Снова через месяц заглядываю в комнату, смотрю — опять черепки. Ну, видно, е м у не понравилось.
— Кому?
— А я знаю? Е м у. Так все говорят.