Ночное солнце
Шрифт:
— Товарищ гвардии лейтенант! Там, в самолете, мне Золотцев сказал, что его и некоторых других, вроде бы для эксперимента, не как всех, бросают с автоматической системой, а с самостоятельным раскрытием…
Лейтенант побледнел. Он начал догадываться.
— Ну? — спросил он хрипло.
— Соврал он? — Долин устремил на замполита взгляд, в котором было отчаяние.
— Конечно соврал! Дальше-то что? — Лейтенант схватил Долина за плечо.
— Он сказал, — теперь хрипло говорил Долин, — оп сказал… чтоб я… что, мол, забыл на земле отстегнуть автоматическую
— Дальше, дальше! — торопил замполит.
— Попросил, чтоб я отстегнул ему, я хотел лейтенанту… а он говорит: «Молчи, а то попадет мне». Я ж не знал… Я думал…
— Ты отстегнул?
— Да, — шепотом произнес Долин.
— Эх ты! — Лейтенант даже застонал. — Что же ты наделал, Долин, что наделал?!
Но замполит мгновенно взял себя в руки, начал задавать Долину быстрые, точные вопросы:
— Вы сидели рядом? Он перед тобой прыгал?
Через несколько минут замполит и командир роты уже докладывали капитану Кучеренко:
— Товарищ капитан, мы тут подсчитали, взяли точное время выброски, расстояние, высоту — это все известно. Он, видимо, хотел прыгнуть затяжным. Значит, должен был приземлиться где-то в этом квадрате. А вот если что-нибудь не так: раньше раскрыл, например, то в квадрате… Конечно, это догадки, но надо вертолетчикам сообщить.
Вскоре в эфир понеслось: «Борт вертолета № 22, борт вертолета № 22 (позывных радист капитана Кучеренко не знал). Я — „Звук-15“, я — „Звук-15“. Сообщаю информацию…»
Пилот вертолета был опытный наблюдатель. Не прошло и пятнадцати минут, как он обнаружил почти скрытое в кустарнике на краю болота, окружавшего в этом месте лесистый холм, неподвижное тело. А еще через полчаса солдаты уже спускались на землю по раскачивавшейся на ветру веревочной лестнице с зависшего на малой высоте вертолета.
Золотцев был без сознания. Солдаты бережно переложили его в специальную люльку, осторожно подтянули в кабину вертолета. И пока летели к аэродрому, находившийся в вертолете врач осматривал Золотцева. Он мрачно и недоуменно качал головой.
У Золотцева нашли открытый перелом обеих ног. И то, что с подобным ранением он сумел проползти такое большое расстояние (вертолетчики точно установили и место падения, и весь путь Золотцева), вообще выжить, казалось врачу чудом.
Золотцева доставили на аэродром, и ожидавшая его там санитарная машина, включив сирену, помчалась в городскую больницу.
Капитан Кучеренко коротко доложил обо всем подполковнику Круглову, подполковник Круглов — начальнику штаба Воронцову, оставшемуся за комдива.
— Ну, что с ним теперь делать? — сокрушенно сказал начальник политотдела полковник Логинов, когда Воронцов передал ему сообщение Круглова.
— С кем, с Золотцевым? — не понял Воронцов.
— Да нет, — устало махнул рукою Логинов, — с Золотцевым все ясно. А вот с Долиным этим.
— Как что? — удивился начальник штаба. — Вернемся и отправим его на гауптвахту.
— Эх, Алексей Лукич, на гауптвахту легче всего. На гауптвахту он
— Да что вы мне, товарищ полковник, популярную лекцию о воспитании читаете? Я, как вы изволили только что констатировать, полковник и науку сию с юных лет изучаю.
— Изучил?
— Смею надеяться, не хуже вас.
— Значит, хреново изучил, — жестко сказал Логинов, — потому что после случая с Золотцевым я себе двойку выставляю.
— Да вы-то тут при чем? Тысячи людей в дивизии. Среди них наверняка найдутся и лихачи, и нерадивые, и просто не очень способные. Что ж, вы всех знать должны, за всех отвечать? А вашим замполитам тогда что делать?
— Каждого знать, конечно, не могу, — Логинов задумчиво смотрел на потухшую сигарету, которую уже добрых десять минут бесцельно держал в руке, — этого не могу. Но я обязан знать, обязан быть уверенным, что каждый заместитель командира полка по политчасти знает, что каждый его замполит роты знает каждого своего солдата. Вот это я обязан обеспечить. За это я отвечаю.
— Мудрено говорите, товарищ полковник, — начальнику штаба надоел этот разговор, у него были другие дела, — не сразу и поймешь…
— Да чего тут понимать, это и гусю ясно, — махнул рукой Логинов. — А Золотцева, кстати, я лично знаю. Хороший гвардеец, дай бог, побольше таких. Не нахвалятся командиры. Отчаянный парень, сам черт ему не брат, везде первым хочет быть. И между прочим, имеет на это основания.
— Вот он первым на земле и оказался, — без улыбки заметил Воронцов. — Что ж такой образцовый солдат дисциплину нарушает, почему вы его к порядку не приучили?
— О том и речь, Воронцов, о том и речь. За это и казню себя. Цены нет таким бойцам на войне. Там дисциплина нужна еще больше, чем сейчас. Да ладно, а как с этим Долиным быть? Надо будет с комдивом посоветоваться.
— Этого еще не хватало, — недовольно проворчал начальник штаба. — Не забивайте ему голову всякой ерундой. Смею предположить, у командира соединения есть дела поважнее.
— Нет, Алексей Лукич, дел важнее, чем забота о человеке. Особенно в армии. Каждом человеке. В отдельности.
Начальник политотдела тяжело встал и вышел из блиндажа.
А тем временем генерал Чайковский мчался на своей БМД в расположение подполковника Круглова. Но думал он сейчас не о Круглове, а о своих заместителях. Хотя в армии, как известно, полное единоначалие, однако характер взаимоотношений между командиром и его ближайшими заместителями существенно влияет на положение и в роте, и в полку, и в дивизии. Истина, вряд ли требующая доказательства.