Ночной дозор
Шрифт:
Прохожие сами уступали ему дорогу, чувствуя в нем силу, волю, ощущая, что он не праздный прохожий, а человек, который имеет право идти напролом. Толик шел неторопливо, опустив голову, полуприкрыв глаза.
«Она бежала, — думал он, — стараясь держаться поближе к стене дома, чтобы, в случае чего, в нее было труднее попасть. На набережной в то время было довольно иного людей. Бежишь, на кого-то натыкаешься… Здесь среди тех, кто видел убийство и слышал выстрелы, она не могла чувствовать себя в безопасности.
Толик дошел до узкого переулка и остановился. Посмотрел направо. Безлюдно, серые стены, лишенные архитектурного декора окна.
"Она не могла его миновать, — усмехнулся бандит, — ее прямо-таки притягивала стена, словно обещала защиту.
Если в каждом встречном видишь врага, поневоле свернешь в безлюдный проезд, — он был абсолютно уверен в том, что женщина-фотограф свернула в переулок. — И тут она побежала быстрее. Ей никто не мешал, никто не попадался на пути. Когда человек напуган, чувство страха разрастается. Теперь уже стена не казалась ей защитой.
Она выбежала на середину проезжей части и мчалась, сколько было сил, бросая опасливые взгляды на темные подворотни. А на набережной уже завывали милицейские сирены. Она устала, силы были на исходе, дышала часто, понимая, что еще квартал, и она упадет. Желание бежать, скорее всего, сменилось желанием спрятаться".
Толик дошел до перекрестка и сразу же увидел гостеприимно распахнутую дверь небольшого кафе на первом этаже. «Она увидела его уже издали, — решил он. — Возможно, если бы у нее имелось время подумать, то она бы ловила такси, бежала бы к метро. Но когда боишься, первое же пришедшее в голову решение кажется тебе правильным. Тебе некогда рассуждать, ты действуешь, бежишь, прячешься».
Толик перешагнул порог и очутился в темном полупустом зальчике кафе. «Тут уютно, тихо, звучит спокойная музыка, пахнет кофе. А этот запах всегда действует на людей творческих умиротворяюще. Они в своем большинстве кофеманы. Решила сесть подальше от входа. Прошла мимо столиков. Кофейный аппарат дышал теплом, как сейчас. Вот этот табурет. Она села…» — Толик, чуть отведя полу пиджака, тоже сел на кожаный табурет.
Он не ошибся. Именно тут оказалась Катя, когда запыхавшись, вбежала в кафе, спасаясь от воображаемой погони.
Женщина за стойкой сдержанно кивнула новому посетителю и подошла к нему. Этот мужчина, как показалось ей, нес в себе угрозу. Но лишь только Толик заговорил, это ощущение исчезло. И дело было не в словах, произнесенных им, а в тоне, вкрадчивом, мягком, словно бы он не просил, а вел задушевный разговор.
— Чашечку кофе, пожалуйста.
— С сахаром?
— Пол-ложечки. Я сильно сладкий кофе не люблю.
Зашумел, засвистел аппарат. Толик втянул в себя ароматный
— У вас всегда так мало народу?
— По утрам — да.
— И в то утро мало было?
Женщина не сразу поняла, пододвинула чашку к посетителю:
— О каком утре вы говорите?
— Да, — задумчиво проговорил Толик, — неприятные моменты забываются быстрее, чем приятные. Я говорю об убийстве Малютина. Чем тот день мог отличаться от предыдущих или последующих? — склонив голову набок, промолвил Толик.
— Наше кафе довольно далеко от административного здания, так что у нас даже выстрелов в тот день не было слышно.
Бандит легко перехватил взгляд барменши и тут же понял: к ней из милиции и из ФСБ еще не приходили, не допрашивали. Значит, он здесь первый.
— Меня интересует тот самый день. Сразу после убийства к вам никто не заходил?
Женщина насторожилась. Вновь в Толике произошла перемена. Глаза, показавшиеся барменше вначале голубыми, стали стального серого цвета.
— Собственно говоря, я не могу припомнить.
— Все вы прекрасно помните, — Толик это прочувствовал, и произнес слова так, что у женщины мурашки пробежали по спине.
Затем он, не отводя взгляда, запустил руку во внутренний карман пиджака, и когда женщине уже показалось, что оттуда появится пистолет, взмахнул удостоверением, раскрыв его всего на несколько секунд — так, чтобы та успела прочесть лишь название организации, увидеть фотографию и штемпель.
— ФСБ, — коротко произнес Толик, захлопывая удостоверение двумя пальцами и бросая его во внутренний карман. — Нас интересует, не заходил ли кто-нибудь в ваше кафе в первые пятнадцать минут после убийства.
— Погодите… — барменша потерла пальцами виски.
У нее нестерпимо разболелась голова, и ей казалось, стоит посетителю уйти, боль отступит. Но в то же время она не знала, правильно ли поступит, рассказав о женщине, звонившей с ее телефона.
— Я могу вам помочь, — произнес Толик, доставая запаянную в пластик фотографию Кати Ершовой, — вы ее видели в день убийства?
Барменша хотела сказать, что не помнит, но не смогла сделать этого сразу и сообразила, что ложь станет явной.
Как любой человек, работающий в торговле, она не любила ни милицию, ни ФСБ, ни налоговую инспекцию и делилась информацией неохотно. Но, взятая на испуг, призналась:
— Да, я ее видела.
— В первый раз видели, иди она заходила к вам в кафе раньше?
— По-моему, в первый.
— У вас не так уж много посетителей, чтобы забывать постоянных. Что она делала?
— Посидела, выпила кофе и ушла.
— Долго это продолжалось?
— Не вспомню. Много людей проворачивается здесь задень.