Ночной дозор

Макнейл Алистер

— Пока да.

Она открыла брезентовую сумку и вытащила пузырек с дезинфицирующей жидкостью, тампон и бинт.

— Готовься, будет сильно щипать, — предупредила она, смачивая дезинфицирующей жидкостью тампон.

— Ладно, — сказал он и поморщился, когда она приложила тампон к ране.

— Останется шрам, имей в виду.

— Многие люди коллекционируют фотографии о тех странах, где они побывали. А я коллекционирую шрамы.

Пожалуй, она впервые видела его таким мягким, сейчас его настроение было абсолютно противоположным тому, с каким он кинулся в душ. Загадка ЮНАКО!

Она мысленно улыбнулась, перевязала колено бинтом, скрепила повязку булавкой и положила аптечку в чемодан. Подняв глаза, она с удивлением обнаружила, что он смотрит в зеркало. Грэхем ненавидел зеркала, считал, что они разжигают тщеславие. Что с ним?

Он поймал ее взгляд.

— Шрамы будоражат память. И больше всего вспоминается Вьетнам.

Сабрину охватило волнение. Грэхем ни одному человеку в ЮНАКО не рассказывал о своей службе во Вьетнаме. Это было его табу, как однажды сказал Витлок.

— Вот этот, маленький, положил конец моей футбольной карьере, — сказал он, проводя пальцем по светлому шраму на правом плече.

— Что произошло? — спросила она.

Он сел на кровать и сцепил руки.

— Взрыв гранаты. Три месяца не мог шевельнуть рукой. Никогда в жизни я не испытывал большего унижения. Каждый день меня одевали, подавали мне еду. Господи, даже помочиться я не мог без помощи санитара. И вот однажды наглый юнец, только что вышедший из медучилища, заявил, что мол, рука никогда не будет действовать. Я и взвился, не допущу, черт возьми, чтобы... байстрючонок оказался прав. Я взялся за физиотерапию и через семь месяцев меня направили в Таиланд инструктором по подготовке наемников. Но до сих пор завести руку за спину я не в силах.

Грэхем вытянул правую руку перед собой и тщетно попытался завести ее назад.

— Настало время прощаться с футболом. Я не силен в футбольной терминологии, но понял, что с футболом покончено. Так, в девятнадцать лет моя мечта стать Даном Марино или Джимом Макмахоном развеялась.

— Это футболисты? — неуверенно спросила она.

— Два лучших защитника.

— Я не разбираюсь в футболе, — сказала она, виновато улыбаясь. — И ни разу в жизни не была на матче.

— Ни разу? — удивился он.

Она кивнула:

— Ближе всего я была к стадиону, когда встречалась с одним парнем, он был фанатом вроде тебя и все время уговаривал меня пойти с ним на стадион, но мне это было неинтересно.

— Я не упрекаю ни тебя, ни его за то, что он звал тебя на стадион. Ты не хочешь, чтобы видели, как ты болеешь за «Ракет».

Она рассмеялась.

— Футбол — ваша стихия. Он говорил мне примерно то же самое, но про «Гигантов».

— Ты можешь отделаться от кого угодно, — сказал он, улыбнувшись, и встал, подавляя зевоту. — Скоро день, и, пожалуй, пора бы поспать.

Она тоже зевнула:

— Да, подумать только, завтра в это время мы будем уже дома.

— Ну, тут все зависит от Сергея, разве не так?

— Да, так.

— До завтра.

Он пошел к своему ложу и начал разбирать постель.

— Угу, — пробормотала она и отправилась в ванную.

Глава 12

— Похуже ты ничего не мог

достать, Сергей? — презрительно спросил Витлок, медленно обходя побитый фургон, припаркованный у отеля. — Да тебя тут же арестовали бы, если бы ты выехал на нем на улицы Нью-Йорка. Что за прихоть?

— Не прихоть, просто я нанял бедного favelado [32] , чтобы он довез меня до Шредера. Мы же не можем прикатить на сверкающем «хертце», правда? Вчера ночью я купил фургон за сто долларов. Это как раз то, что нам нужно.

— Да никто никогда не примет меня за favelado! И одет я по-другому.

— Кое-какую одежду ты найдешь на заднем сиденье. Я уверен, она придется тебе впору.

Витлок открыл заднюю дверцу и залез в микроавтобус. Через мгновение он выскочил с искаженным от ужаса лицом.

32

Житель фавелы (порт.).

— Сергей, от нее воняет!

— А как же! Я купил ее сегодня утром у бродяги рядом со своей гостиницей. Ты должен смириться, К.В., это единственный способ одурачить Шредера.

— Прекрасно, я куплю Что-нибудь в «Сэконд хэнд».

Колчинский отрицательно покачал головой.

— Сергей, я не надену эти лохмотья! В них, возможно, вши, блохи и еще черт знает какие паразиты. А что касается вони...

— Я не могу заставить тебя. Придется отказаться от этого плана. Пошли поднимем Михаила и Сабрину, может, они придумают что-нибудь получше.

— Ты отказываешься от своего плана из-за такого пустяка?

— Это не пустяк, К.В.! Тойсген наверняка нанял бы favelado, а не лощеного таксиста. Если бы ты приехал и от тебя пахло, как от Пако Рабаца, охрана вмиг взяла бы тебя на заметку и доложила бы Шредеру.

— Ладно, надену, — недовольно пробурчал Витлок и снова залез в фургон.

Колчинский улыбнулся про себя и сел на переднее сиденье. Витлок надел вонючую рубаху, потертый фланелевый пиджак и изношенные коричневые туфли, захлопнул дверь заднего отделения и сел рядом с Колчинским на место водителя.

— Теперь я знаю, что значит входить в образ, — пошутил он ворчливо с выражением гадливости на лице.

Колчинский опустил окно и решил не вводить Витлока в курс дела, сомневаясь, что он оценит это по достоинству.

— Надеюсь, ты знаешь дорогу? — спросил Витлок, включая стартер.

— Я ездил туда сегодня утром.

Колчинский вытащил карту и разложил ее на коленях.

— Поворот на авениде Ниемейер.

— Езжай. Я покажу.

Через двадцать минут они были на повороте.

— По дороге, в миле отсюда, есть заброшенное кафе, — сказал Колчинский, нарушив продолжительное молчание. — Оттуда я позвоню Драго.

Витлок переключил скорость, когда дорога пошла под уклон, и пропустил идущие за ним машины. У кафе Колчинский вылез из машины и подошел к желтой телефонной будке. Он бросил жетон и набрал номер.

— Данаэ. Bon dia, доброе утро, — раздался женский приветливый голос.

— Можно попросить Андре Драго?

— А кто его спрашивает?