Ночной дозор
Шрифт:
Ну, сами понимаете, что, вряд ли кто удивится в нашем достославном Отечестве такому ничтожному факту, ежели кто-то там водки в погребе нажрется и башкой все ступеньки пересчитает, свернув себе шею напоследок. В любом уважающем себя ментовском райотделе есть специальный отпечатанный шаблон для описания подобных несчастных случаев. Там надо только ФИО потерпевшего подставить, дату и место его рождения, ИНН, паспортные данные, номер страхового свидетельства Пенсионного фонда, да адресок регистрации погреба с указанием числа ступенек. Не тема это для высокого искусства, конечно. Это все — для объемистого вороха
Однако в данном случае произошло невероятное! Где-то приблизительно через час оба участника, казалось бы, практически завершившегося несчастного случая — закряхтели, завозились, стали стряхивать с себя крупно нашинкованные кабачки, помидорную слизь и огурцы с перцами… Как они оказались в погребе, ни Вениамин, ни Нина Аркадьевна никак вспомнить не могли. От сильной утрамбовки мозгов вследствие динамического удара, полученного в результате ускорения мускулистых лодыжек Воробьевой, обутых в увесистые модные «копыта», Вениамин себя-то с трудом ощущал. Свой ИНН и номер в Пенсионном фонде он бы в данный момент и для протокола не вспомнил, если честно.
Вениамина до глубины души возмутило разрушение любовно обустроенной им полочки для провизии и варварское уничтожение банок с ассорти. Но главное расстройство вызвало циничное опустошение кем-то четырех бутылок водки, любовно выставленных им с утра для охлаждения. Это он помнил точно.
Воробьеву последние результаты подсчета потерь тоже возмутили до крайности. Она сказала, что это дело так оставлять нельзя, что тогда у них вообще черти что на Зеленке начнется. И, поскольку, она была травмирована гораздо меньше Вениамина, сыгравшего при ее падении роль своеобразной демпферной прокладки, то соображала гораздо лучше товарища. Она-то и догадалась, что именно злоумышленники их в погреб скинули! Прикидывали и эдак, и так — больше некому!
Тут уж, как говорится, не до народных дружин и суда присяжных заседателей. Тут надо было делать выбор каждому за себя. Либо ты встаешь и преграждаешь путь насилию и пороку, либо сам превращаешься в точно такого же порочного насильника. Третьего не дано.
Ради самого себя Вениамин, быть может, и не стал бы связываться с такими подонками, все-таки не знаешь, что там можно еще на загривок наскрести, но за Воробьеву ему стало страшно обидно. Только на минуту представив, как ее, хрупкую и беззащитную, швыряют в темный погреб, освещенный лишь тусклым светом из окошечка в филенчатой двери, он почувствовал в себе горячее желание передушить этих гнид голыми руками.
Они вышли из погреба, преисполненные решимостью до конца бороться за торжество справедливости. В заросших ивняком ложбинках речушки Подборенки клубился белесый туман. И алой, горячей кровью за перелеском разгорался закат — предвестник грядущего жаркого дня… Но не о срочной поливке огурцов и подвязке помидоров подумали наши герои. Одна общая мысль синхронно возникла в их гудевших саднящей болью головах при созерцании полоски горизонта, окрашенной кровью: «Вампиры!»
Вениамин посмотрел выразительно на Воробьеву заплывшими сливами глаз и многозначительно произнес: «Что-то давно Потылиха днем не выходит!»
— Давно! — эхом отозвалась Воробьева.
Не сговариваясь, они направились к пристройке гаража. Именно там у Вениамина
— Жаркая будет ночка, — сказал он, протягивая оранжевый шлем Воробьевой.
— Знаю! — твердо ответила она, прихватив с верстака большие дерматиновые краги.
Они вышли из пристройки в сумерках. Солнце село, но тьма еще не успела сгуститься вокруг Зеленки плотным кольцом. Лишь красневшая слабым отсветом полоска горизонта на минуту заставила сосущей тоской сжаться их сердца, дрогнувшие в такт, будто усомнившись, что новое утро наступит для них в свой срок…
Потылиха долго не отпирала.
— Ну, чего надо-то? Чего? Чего это, на ночь глядя, приперлись? — орала она из-за запертой двери, дрожавшей под натиском мощных ударов Вениамина. — Какой еще «дозор»? Идите в жопу со своими «дозорами»! Прекратите немедленно! Сейчас сама открою! Таскаются тут разные сволочи… А-а!
Спертый сизый воздух ударил в ноздри из-за сорванных с петель дверей. Какой-то кисловатый привкус примешивался к нему дымком, струйкой стелившимся по полу из-за цветастой китайской ширмы в углу горницы.
— Что же вы делаете, архаровцы? Венька, я же тебя с малолетства помню! Каким же ты гадом стал! — причитала над треснувшей пополам дверью Потылиха.
— Неважно, кем я нынче стал, — скромно сказал Вениамин. — Важно, кем ты нынче стала, бабуся-ягуся!
— А кем это я, к примеру, стала? — заносчиво заорала Потылиха, неосторожно разинув рот шире обычного. Нина и Вениамин даже отшатнулись, увидев, как сверкнули в тусклом свете трехрожковой люстры острые клыки и косозаточенные примоляры. Последние сомнения исчезли.
Нина взглянула на Вениамина, который слегка кивнул ей, надвинув шлем на глаза, и она, повинуясь сигналу напарника, тут же, почти незаметно переместилась за сгорбленную спину старухи. Обернувшись к оравшей Потылихе, Вениамин, с грустью вспомнил о прежней молодой и красивой тете Шуре Потылихиной… Вот тогда бы и следовало ей вампиркой становиться! Но тогда ей было некогда, она тогда планы перевыполняла на сталелитейном производстве, горячий стаж вырабатывала. С почти не скрываемым сочувствием он сказал: «Судить тебя сейчас будем, баба Шура! Душу будем твою спасать! Вначале будет тебе больно, а потом сразу станет легко!»
— А кто вы такие, чтобы меня судить-то? А может мне еще жить хочется, тогда как? — уперлась на своем Потылиха. — Вы хоть понимаете, что мне на эту пенсию все равно не пожрать по-человечески? Судить меня сейчас будут всякие сопляки. Мне забор ремонтировать надо? Надо! Взносы на ремонт столбов электрических платить надо? Надо! А я ведь в прежние времена на сталелитейном производстве по-человечески жрать привыкла! Сразу отвыкнуть трудно!
— Так что же теперь, не по-человечески надо жрать привыкать? — не выдержала Нина. Подав голос, она, безусловно, совершила грубейшую ошибку, поломав все их планы. Старуха тут же обернулась к ней и, конечно, сразу увидела заточенные гвозди, в боевой готовности уже торчавшие из-за портупеи.