Ночной гонец
Шрифт:
Он защищал свою свободу, покуда хватало сил. Живым он не дался.
Вдруг Сведье насторожился: он услыхал на другом берегу болота новые звуки — эхо разносило по лесу стук топора. Облавщики рубили деревья.
Он тотчас догадался, на что им нужны бревна. Как только им сразу не пришло это на ум? Они проложат гать и переправятся к островку, где он укрывается. Когда стемнеет, они переберутся к нему, проталкивая вперед бревна через болотные глазницы. По бревнам ничего не стоит перейти через зыбкие кочки. Они переправятся в темноте, когда он не сможет целиться в них.
Он
Сведье набил рот снегом и начал жевать. Все тело его горело огнем, и все же его трясло от холода. Рана болела все сильнее, он ворочался с боку на бок, но боль не унималась. Он промыл рану снегом, и ему немного полегчало. Потрогал мизинцем дырку, пробитую пулей.
Видно, у стрелка пули были крупнее, чем у него. Такие пули льют для охоты на волка, подумал он.
Эта пуля налила тяжестью его тело, уложила его на землю. Она отнимет у него солнце, луну и весь белый свет.
Темнело. Поднялся сильный ветер, черные тучи выстелили небо; словно в погоне за кем-то, быстро мчались облака. Уже не различить было болотные кочки, усыпанные клюквой, — они укутались в черный наряд, потонули, слились. Одинокая усталая ворона летала над болотом медленными большими кругами, распластав по ветру крылья. Далеко на болоте слышался глухой плеск — тяжелые бревна падали в воду.
На островке посреди трясины Флюачеррет сумерки укрыли Сведье, человека из леса, а двенадцать облавщиков тем временем прокладывают к нему гать. Он смутно различает фигуры людей, они идут без фонарей. Несколько раз он выстрелил наугад. Осталось только пять пуль, надо беречь их. Но у него есть топор за поясом, одному человеку он может раскроить череп.
Хлюпанье бревен в болоте слышится совсем близко. Он лежит в темноте, врастяжку, зарядив мушкет, ждет. Вот слышится голос, призывающий: «Сюда! Сюда! Давай еще одно!» Он узнает этот голос. Чавкают сапоги в болотной жиже. Люди приближаются. Он слышит их хорошо, но видит плохо.
К нему идет огромный, могущественный человек. Сведье вызывал его однажды на бой, но тот не вышел к нему. Теперь он идет, шлепая сапогами по болоту. Человек подходит все ближе и ближе, но это не его собственное тело, не его ноги. Зачем ему идти самому? У него много наемников, ему принадлежат их руки, их ноги, их тела. Этих рук и ног хватит, чтобы уничтожить Сведье. Вот они идут к нему, эти ноги, крадучись по болоту в темноте; это сильный человек, у которого много тел, много рук, а в руках пистоли, топоры и ножи.
Но разве может этот человек помешать солнцу идти своим путем?
Сведье лежит и слышит, как человек этот подходит к нему. Он стоит в десяти саженях от Сведье — самый раз пальнуть из пистоля. Это рослый человек с черным капюшоном на голове. Безухий, продавший и переживший свою честь. Он самый. Наемник, душивший своих собратьев, чтобы самому остаться в живых. Он и есть — тысяча тел, тысяча рук. Сколько раз он поднимал свой топор и рубил своим собратьям головы, шеи, руки. На нем огромный черный капюшон, бросающий тень на землю; всюду, где проходит этот человек, люди бегут от него. Вот он вышел из темноты. Нет, это не тот человек… А может быть, все-таки
Сведье прицелился и нажал курок, он глухо щелкнул, но выстрела не последовало. Осечка. Затравочный порох намок от снега, а стрелок и не заметил этого в темноте.
Бегущий человек поднял топор. Сведье схватил свой топор и хотел было подняться, но забыл, что не может опираться на обе ноги. Как только он встал, одна нога подогнулась, точно мертвая, и он упал навзничь с поднятым в руке топором.
Тут Ханс из Ленховды подбежал к нему и вонзил топор ему в грудь.
День и ночь скачет гонец
На островке в трясине Флюачеррет люди развели огонь. Присяжные Ула из Кальваму и Монс из Хёгахульта сидят на корточках у самого костра, греются. Между ними стоит Оке Иертссон из Хеллашё. В двух саженях от них двое батраков ленсмана мастерят мотыги из молодых березок с кривыми стволами у корней.
Остальные тоже стоят у костра, греют руки. Пахнет влажной землей и тиной, на кусте можжевельника возле огня вывешены на просушку вымокшие, измазанные рукавицы. Отсвет костра падает на камень, к которому прислонен топор в больших красных пятнах. Это топор Ханса из Ленховды.
Двенадцать человек собрались у костра. Тринадцатый лежит, распростертый на земле, под косматой елью. Он лежит, не двигаясь, но веки его подрагивают, глаза открыты. Люди у костра слышат его тяжелое дыхание.
— Тот ли это человек, Ханс? — спрашивает ленсман.
— Он самый, — отвечает Ханс из Ленховды.
— Точно ли?
— Я признал его. Однажды я отметил его ножом. Он носит мою метку.
— Не ошибся ли ты?
— Я не ошибся.
Никто из людей, сидящих на корточках у костра, не смотрит на лежащего человека. Батраки ленсмана усердно рубят и строгают, так что щепки летят во все стороны; палач ждет инструмента. У Андерса из Хеллашё перевязана рука, остальные целы и невредимы.
Ленсман. Бог милостив к нам! Никто не лишился жизни из-за этого лиходея.
Ула из Кальваму, присяжный, член церковной шестерки. Он и так изувечен. Пожалеем его.
Монс из Хёгахульта. И я так думаю. Пристрелим его сперва.
Ленсман. Он умрет так, как велит приговор, и вы будете тому свидетелями.
Ветер играет ветками косматой ели, и пляшущие отблески огня падают на человека, лежащего на земле. Кажется, что на груди его алеет большой цветок с красной росой на лепестках.
Тучи заволакивают небо, звезды быстро гаснут одна за другой, огонь пляшет на ветру. Люди у костра говорят вполголоса. Одинокий человек, лежащий на земле, тоже мог бы заговорить, но он молчит.
Люди. Вина его всем ведома, тому есть много свидетелей. Приговор вынесен по божьему и людскому закону. Но время позднее, надо торопиться. Хватит и двух мотыг. Ханс свое дело знает. Слава богу, все мы целы и невредимы. Время не ждет, путь назад долгий. Уже поздний час, время возвращаться.