Ночной хозяин
Шрифт:
«Обсудить некоторые подробности недавнего дела в частном порядке».
Надев свой самый лучший костюм, Оттавио явился в назначенное время в жилище судьи и был препровожден раздувшимся от важности лакеем, снаряженным в золоченую ливрею, к месту беседы. По правде говоря, лакей фогта был одет много богаче, чем сам ар Стрегон.
Здание, которое судья в своем письменном приглашении поименовал «моим скромных жилищем», хорошо, что не хижиной, оказалось двухэтажным дворцом, стоящим в глубине небольшого дикого парка.
Оттавио никогда раньше не был внутри, хотя неоднократно, конечно, проходил мимо этого места.
– «И за какие такие грехи меня отрубили от семейного герба и перевели с боевого баннера на спину этого ничтожества?»
– «Терпи, брат, – мысленно отвечал коронер, – жизнь несправедлива».
Лакей свернул в сторону от дворца и привел ар Стрегона к дверям небольшого паркового павильона, у которого из трубы над крышей валил черный угольный дым.
Оттавио настолько незначительная персона, что его даже в дом пригласить не удосужились? Против воли он начал злиться. Оттавио был горд и с трудом переносил мелкие унижения, которые часто доставались человеку его положения от вышестоящих особ. Большинство крупных неприятностей, случавшихся с ним, происходило от его же несдержанности. Он знал об этом, пытался обуздать свой характер, но ничего не мог с собой поделать. Вот и сейчас на него накатила волна злости, так что внутрь павильона он зашел набычившись и плотно сжав кулаки.
Однако картина, которую он увидел внутри, сразу охладила его пыл.
В жарко натопленном деревянном зале находилось четверо человек, из которых ар Стрегон знал лишь троих, но эти трое были верхушкой округа Вестгау.
За длинным, уставленным разнообразными блюдами столом, лицом к вошедшему Оттавио сидели: окружной судья, его честь Конрад гер Хейн, префект округа Вестгау, его светлость Геркхард гер Шлоссен маркиз Вестенброк и понтифик округа, его преосвященство Ромуальд.
Не хватало только его милости окружного маршала Асфельда гер Грау, третьего сына герцога Ландерконинг.
Впрочем, его род – Грау – был в ссоре с родом маркиза Вестенброка – Шлоссенами, и маршал с префектом появлялись вместе только на официальных мероприятиях.
Четвертый из присутствующих, сухощавый пожилой человек, одетый показательно скромно, сидел наособицу от остальных, за торцом стола, боком к дверям павильона. Скромность одежды, впрочем, была весьма относительная. Только кружева, выглядывающие из-под рукавов темно-серого аби, стоили, наверное, больше, чем весь гардероб ар Стрегона. Не надетый на него сейчас, а вообще весь. На одежде старика не было гербов, отсутствовали родовые цвета. Не было видно никаких инсигний и регалий, которые могли бы позволить определить его статус.
И еще от него, несмотря на царившую в павильоне удушливую жару, отчетливо тянуло на Оттавио холодком Той Стороны.
Итак, это не очередное унижение, а негласная встреча высокопоставленных особ, на которую Оттавио пригласили то ли как эксперта, то ли в качестве козла отпущения.
– Оттавио ар Стрегон, коронер на службе его императорского величества, округ Вестгау, – оттарабанил он, представляясь собравшемуся изысканному обществу.
– Добрый вечер,
Присутствующие уже изрядно опустошили тарелки, но не съели даже трети из расположенных на столе яств. Более чем половине блюд Оттавио даже названия подобрать не мог.
– Прошу вас, изложите обстоятельства недавнего расследования, проведенного по жалобе Ренаты гер Брюнне.
– Надо ли, ваша честь, излагать подробности проведенных мной колдовских процедур и ритуалов?
– Нет, нет. Мы с вами не в судебном заседании, друг мой. Нам, – быстрый взгляд на сидящего в стороне старика, – достаточно будет кратко обозначить результаты. Facta loquuntur (12). Можете говорить, так сказать, extra formam (13).
(12 Facta loquuntur – факты говорят (сами за себя). 13 extra formam – без формальностей)
За стол Оттавио, конечно, не пригласили.
Стоя навытяжку, Оттавио начал говорить. За восемь лет судебных прений и устных докладов он поднаторел в ораторском искусстве, а имея от природы острый, склонный к систематизации, ум, умел выстраивать речь, выделяя главное и не теряя связности повествования.
Присутствующие реагировали на его доклад по-разному.
Понтифик так и не прекратил поглощать обильно уставившую стол жирную пищу. Он, казалось, совершенно не слушал Оттавио и полностью сосредоточился на еде.
Гер Хейн, откинувшись на высокую спинку кресла, задумчиво прихлебывал рубиново-красное вино из хрустального бокала – один такой, наверное, стоил больше годового жалования Оттавио. Судья казался рассеянным, хотя и кивал в определенных местах, но он был знаком с этим делом досконально и не мог сейчас услышать для себя ничего нового.
Префект, телосложением напоминающий огромную гору жира, слушал Оттавио внимательно, глядя прямо на него, не моргая и практически не двигаясь. Он напоминал Оттавио исполинскую жабу, которая сидит на листе кувшинки и ждет неосторожного движения жертвы, чтобы обхватить ее липким языком и потащить в пасть.
Пожилой господин, от которого все острее сквозил холодок Той Стороны, сидел слегка сгорбясь над столом. Лоб его прорезали глубокие морщины, и он беспрестанно барабанил по столешнице своими сухими пальцами, отбивая какой-то затейливый ритм, похожий на военный марш.
Оттавио уложился с изложением событий в половину часа.
– Неприятная история, – сразу после того, как коронер замолк, влез со своим ценным мнением понтифик. – Вам бы следовало тщательнее подбирать себе людей, гер Хейн. Этот ваш ар Стрегон наворотил дел. Сейчас мы вместо того, чтобы иметь полноценного владетеля, который обучен обращению с даром и подготовлен к правлению, имеем в качестве регента никому не известную бабу низкого происхождения и ребенка, который то ли родится, то ли нет. Господин Датчс ни на что не способен, как всем нам прекрасно известно. Мало того, что этот, – он ткнул измазанным в жире большим пальцем в сторону ар Стрегона, – застрелил правильного наследника владения, так он, я так понял, еще и с матерью будущего наследника умудрился рассориться. У меня лежит письмо от нее, в котором она подвергает сомнению сделанную ар Стрегоном экспертизу и просит поручить «выяснить правду» моим авгурам.