Ночной крик
Шрифт:
Но преступнице несказанно повезло, ничего подобного не случилось, и она, никем не замеченная, благополучно покинула санаторий и выбралась на берег реки, где свидетелей в этот поздний час и вовсе не было. В укромном месте убийца раздела труп и сбросила его в воду.
Оставалось самое сложное – вернуться в усадьбу и сыграть роль Гаевской.
Для чего было затеяно преступление? Почему преступница пошла на такой большой риск? Деньги. Как всегда – деньги. Во-первых, остаток средств от продажи усадьбы Эмме Вальтер. А во-вторых – дневник актрисы. Вот где
Шантаж? Разумеется. А чем он хуже убийства? Именно дневник должен был стать главной добычей. Ради обладания им преступница готова была рискнуть и сыграть роль старой больной женщины, у которой внезапно началась чудесная ремиссия. Скорее всего, ремиссия началась не сразу. Преступница планировала провернуть операцию в короткие сроки. Но что-то помешало ей. Что? Единственное, что приходило в голову Вике, это то, что дневника в доме не оказалось. Престуница не нашла ничего даже отдаленно похожего. Так что же, все было зря? Ну уж нет, она не собиралась отказываться от своей добычи и упорно продолжала поиски.
Одна беда – старушка была при смерти. Вот тут-то и понадобилась ремиссия, внезапное, почти чудесное воскрешение.
Постепенно преступница вжилась в роль, а на первых порах ей сильно помог тот факт, что сама Гаевская вела затворнический образ жизни, оставалось только следовать ее принципам, не пуская на порог даже соседей. А как же врач, спросите вы? Вика знала ответ на этот вопрос из первоисточника. Как-то в разговоре Матвей Игнатьевич с обидой заметил, что Гаевская никогда не доверяла деревенским врачам, называя их шарлатанами. Она ездила на процедуры и регулярный осмотр в городскую клинику. То есть, это он думал, что ездила. Проверять ее слова никому и в голову не приходило.
Три года преступница искала дневник, не подозревая о том, что хитрая старушка спрятала его в сломанной печи угоревшей сестры своей сиделки. В конце концов затянувшийся фарс надоел мошеннице, она решила пойти ва-банк и попытаться вытянуть деньги без дневника. Риск был огромный, хотя историю преступлений каждого персонажа она знала от Гаевской во всех подробностях. Прилюдного изложения некоторых деталей могло оказаться достаточно, но вот если бы кто-то из шантажируемых потребовал предъявить дневник…
Опасность пришла совсем с другой стороны. Наблюдательная, как все женщины, Софья – единственная из всех, – заподозрила, что перед ней не Гаевская. Но на свою беду она, вместо того, чтобы оповестить своих товарищей по несчастью, решила использовать свое открытие исключительно в личных интересах. Жадность и желание нагадить ближнему сослужили ей плохую службу. Несчастная даже не подозревала, с кем имеет дело. Человек, уже совершивший одно убийство, не остановится и перед вторым…
Картинка получилась складная, Вика могла бы гордиться собой, если бы не одно "но": зная, как все произошло, она по-прежнему понятия не имела о том, кто же настоящий преступник.
Глава 23
К
Приблизившись к столовой – как раз наступило время ужина – Вика хищно потянула носом воздух, учуяла запах мясного пирога и прибавила ходу. Желудок одобрительно заурчал. Однако путь неожиданно оказался перекрыт. У самого входа, возле стеклянных дверей маячил проклятый Тимур и явно кого-то высматривал.
Вика резко затормозила, ругая себя за потерю бдительности. Ведь видела же его, подлеца, во время обеда, а потом благополучно успела об этом забыть.
Судорожно сглотнув голодную слюну, Вика малым ходом, не делая резких движений, свернула с главной аллеи в сторону, на терявшуюся в кустах боярышника боковую тропинку, протоптанную желающими срезать угол отдыхающими еще в незапамятные времена.
– Куда-то собралась? – раздался позади нее насмешливый голос.
– Почему ты всегда подкрадываешься со спины? – спросила Вика, не оборачиваясь.
– Потому что ты при виде меня все время убегаешь, – хмыкнул он.
Вика крутнулась на месте вокруг своей оси и оказалась с ним лицом к лицу.
– Неужели это недостаточный повод сообразить, что мне неприятно твое общество? – поинтересовалась она.
– Я так и догадался.
Похоже, ее заявление его не смутило. Вика смотрела на Тимура почти с ненавистью. Он был одет в темные джинсы и голубую рубашку с расстегнутым воротом. Разумеется, расстегнутых пуговиц было гораздо больше, чем следовало и Вика имела неудовольствие отметить, что цвет рубашки удачно оттеняет его загорелую кожу.
– Может, сходим поужинать? – миролюбиво предложил он.
– Иди, если тебе так хочется, – пожала она плечами. – Я не голодна.
– Нет уж, голодать я тебе не позволю, – произнес он со зловещей любезностью. – Сейчас ты, как послушная девочка, отправишься в столовую и съешь свой ужин до последней крошки, даже если мне придется собственноручно запихивать тебе в рот каждый кусок.
– Это проявление заботы или угроза? – прошипела Вика.
– Понимай, как тебе нравится, – равнодушно бросил он.
Вика фыркнула и покосилась на его сильные руки. «А ведь и вправду может накормить насильно, с него станется», – неприязненно подумала она. Стараясь держать спину прямо, она обогнула его, как неодушевленное препятствие и направилась в сторону столовой. В конце концов, ничего с ней не случится, если она поужинает. К тому же в столовой сейчас полно людей и он не посмеет причинить ей вред.
Усадив Вику за дальний столик, Тимур взял поднос и отправился к окошку. Когда он вернулся, на подносе дымились две тарелки с большими кусками пирога, от которых восхитительно пахло курицей с картошкой.