Ночной мороз

Фалдбаккен Кнут

Она сделала еще одну запись: «Свидетельство о рождении Клауса». Тут она осознала, насколько мало они сделали, расследуя дело. Даже не верится, что они расширили круг подозреваемых совсем недавно. Очевидность версии о несчастном случае и самоубийстве ослепила их. Даже несмотря на то, что эти две смерти последовали в обратном порядке. Трульсен оправдывал их бездействие тем, что они должны были дождаться официального заключения патологоанатомов. Все остальное могло вызвать лишь неловкие домыслы (что и так произошло, поэтому ущерб очевиден). За действиями Трульсена

стояла Моене, которая во что бы то ни стало хотела избежать огласки и скандала. Однако теперь гнойник вскрылся, и всякая гадость вытекла наружу. К тому же вскоре вернется с Канарских островов брат Георга Хаммерсенга, чтобы, как это называется, оказать полиции помощь в расследовании. Ну, что ж, посмотрим, чем он сможет помочь.

25

В дверь постучали. Она была настолько глубоко погружена в собственные размышления, что вздрогнула. В кабинет заглянул Рюстен:

— Ты прочла заключение целиком?

Он покачала головой: во время встречи всем раздали папки, а она даже внимания на них не обратила.

— Так я и думал, — улыбнулся Рюстен, но за его улыбкой пряталась мрачная серьезность, — я его просмотрел и обнаружил, что кое-какие моменты Трульсен опустил. А может, просто забыл о них из-за того шума, который ты подняла… — Улыбка стала шире. Ей оставалось только улыбнуться в ответ: осмотр телефонной трубки стал ее триумфом.

— Кое-что на седьмой странице может тебя заинтересовать.

— Расскажи сам. — Сейчас она не могла заставить себя вчитываться в этот документ.

— Там написано, что на теле Лидии Хаммерсенг обнаружены старые следы увечий и травм, например перелом руки, трех пальцев и ключицы.

— Вот как! У нее был остеопороз?

— Об этом здесь не написано.

— То есть это означает… — Анита не смогла закончить фразу. В тот момент у нее не было сил раздумывать о значении этих находок.

— Если только она не увлекалась боевыми видами спорта, — ответил Рюстен, попытавшись смягчить впечатление, которое его жестокие выводы могут произвести на нее, — то это стандартный список увечий, возникающих вследствие жестокого обращения.

Этого еще не хватало!

— Когда появились увечья?

— Некоторые довольно свежие. Самые старые появились несколько лет назад.

— Идеальная семья… — пробормотала Анита, — а лечащему врачу, естественно, ничего не известно?

Рюстен лишь покачал головой.

— «Гроб повапленный»… — вырвалось у нее, и она тут же улыбнулась. Она нечасто цитировала Библию для выражения своих чувств.

— Можно и так сказать. Мы не знаем, онли это сделал, но…

— Мы многого здесь не знаем. — Внезапно ей захотелось плакать. Хотелось остаться одной, но, в то же время она не желала, чтобы он уходил.

— Кое-что мы все же знаем. — Он словно попытался рассеять ее уныние. Но она молчала, уставившись в столешницу, и он продолжил: — Мне подумалось, что тебе это будет интересно: мы узнали имя их последнего социального работника.

— А их было несколько? — спросила она быстро,

давая понять, что вновь начеку.

— Такое в порядке вещей. В таких профессиях большая текучка. Это была женщина, звали ее Сара Шуманн.

— Мы можем связаться с ней?

— Очевидно, да. Но она, похоже, уехала из города. В марте она ушла в декретный отпуск и в Хамаре не зарегистрирована.

— Очевидно, она уже родила, и тогда можно разыскать ее через больницы.

— Я тоже так думаю. Мы просмотрели телефонную базу данных, но ничего не нашли. Однако возможно, она не сообщила свой номер.

— По-твоему, этим следует заняться мне?

— Если у тебя сейчас нет других планов…

— Хорошо. — Она улыбнулась Рюстену, ей всегда хотелось ему улыбнуться: он излучал доброту и доверие. Прядь непослушных, но слишком рано поседевших волос постоянно падала ему на лоб, придавая ему зрелый и рассудительный, но вместе с тем мальчишеский вид.

Немного робко он улыбнулся в ответ. Стеснительный, подумала она. То есть ему просто неудобно обзванивать родильные дома. Он полагает, что такая работа больше подойдет женщине. Однако по отношению к Харальду Рюстену никакого феминистского негодования у нее не возникало.

Коллегой он был безукоризненно терпимым и к тому же известен как заботливый муж и отец. Может, и правда, лучше, чтобы она сама обзвонила родильные дома, а не он? Женщине же, к примеру, проще войти в доверие?

— И последний момент из заключения, — продолжал он, будто извиняясь за свое присутствие в ее кабинете.

— Еще что-то?

— Следы инъекций морфина. На ее теле. Дозировку установить невозможно.

— Может, она законно его употребляла, как обезболивающее, — предположила она.

— Может, и так… — ответил он, бросив на нее многозначительный взгляд перед тем, как выйти из кабинета.

26

— Мы вышли на след социального работника, — сказала она, когда они сидели за столом и ужинали. Он как раз поставил на стол куриную грудку с тайским соусом (из пакетика), свежую фасоль и спагетти. Она похвалила еду. Он казался довольным, даже приобнял ее. Они были похожи на двоих туристов, которые, приехав на юг, случайно заселились в один гостиничный номер и теперь относятся друг к другу со всей доброжелательностью и обходительностью, стараясь выполнять пожелания партнера, понимая, что скоро все это закончится.

Этому должен быть конец, подумала она, так почему не сегодня? Почему бы наконец в открытую не обсудить дело Хаммерсенгов профессионально и беспристрастно, за ужином? Она понимала, что вскоре не сможет выдерживать его нервных срывов, самокопаний и намеков.

— Ее звали Сара Шуманн. Ничего не вспоминаешь?

— Вроде нет… — Он спокойно отреагировал на вопрос. Она видела, что он действительно пытается вспомнить, и попробовала продвинуться чуть дальше:

— В марте она ушла в декретный отпуск, а семнадцатого апреля родила сына в родильном отделении в Эльверуме, затем выписалась оттуда и исчезла.