Ночной огонь
Шрифт:
«Мы можем продырявить переднюю гондолу «Лилиома», — предложил Нейтцбек. — Починка займет у механиков неделю, а то и две».
«Не исключено — если Асрубал таинственно исчезнет из Ромарта. Скорее всего, однако, обстрел его корабля не понадобится».
«Фарсанг» повернул в сторону и полетел над дорогой, ведущей из Флада по степи к причалу баржи на реке Скейн, после чего снова повернул — на юго-восток над Вкрадчивым лесом.
К вечеру внизу показался Ромарт. «Фарсанг» невидимо висел над городом на высоте трех миль. Мэйхак объяснил спутникам общую планировку города: «Неправильный многоугольник с шестью фонтанами, куда сходятся бульвары — это площадь Гамбойе. Два обрамленных колоннами здания сразу за мостом — Судейская коллегия и Законодательное
«Почему? — не понял Джаро. — Там делается что-то постыдное?»
«Не знаю. В этом Джамиэль не отличалась от остальных — она никогда не говорила о Фондаменте».
«Странно!»
Мэйхак язвительно усмехнулся, вспоминая былое: «В Ромарте столько странностей, что я почти не обращал внимания на это обстоятельство. Меня больше интересовала возможность покинуть Ромарт как можно скорее».
Скирль смотрела вниз через иллюминатор: «Город из сказочного сна. Что там еще?»
«Сотни дворцов. В одних живут, другие давно заброшены — в их подвалах кишат домовые. Весь город дышит историей, обременен тысячелетиями. Видите широкий бульвар вдоль реки? Это Эспланада — там прогуливаются кавалеры и дамы. Вдоль Эспланады — небольшие кафе; каждый предпочитает то или иное заведение, где он присаживается за столик, закусывает и наблюдает за проходящими мимо друзьями и знакомыми. Но незадолго до захода солнца все расходятся по домам, чтобы переодеться в вечерние парадные костюмы».
«И никто не работает?» — удивленно спросила Скирль.
«Работают только сейшани».
Скирль неодобрительно поджала губы: «Бессодержательный образ жизни. Разве у них нет амбиций? Может быть, они стараются попасть в престижные клубы?»
«Ничего подобного. Но их очень беспокоит рашудо».
«Как, все-таки, определяется рашудо?»
Мэйхак вздохнул: «Только роум может ответить на этот вопрос. Думаю, если слить в один сосуд тщеславие, наглость, эгоизм, безрассудное презрение к опасности, а также одержимость вопросами чести и репутации, и хорошенько перемешать, получится нечто напоминающее рашудо. Роумы соблюдают правила элегантного этикета, и вы будете их нарушать, как бы вы ни старались им следовать. Не беспокойтесь — это неизбежно. С точки зрения роумов, инопланетяне мало отличаются от варваров, и ошибки чужеземцев их только забавляют».
Скирль язвительно рассмеялась: «Я умею сдерживаться. Но мне уже кажется, что этот великолепный город мне не понравится».
«Мне он тоже не нравится. Как только мы покончим с нашими делами, надеюсь, мы сможем поскорее убраться отсюда и никогда не вернемся».
2
Ночной Огонь опустился за горизонт в сполохах меланхолических оттенков. Сгустились сумерки. Одна из лун всходила в небе, за ней спешила другая — они сияли мягким светом, как жемчужины, погруженные в молоко.
Поразмышляв, Мэйхак присел за стол в салоне и составил короткое послание, выводя буквы в жестком, угловатом стиле, предписанном правилами каллиграфии роумов:
«Ардриану дин-Рейми в его дворце, Карлеоне
Уважаемый Ардриан!
Сожалею о том, что вынужден вызвать у Вас горестное беспокойство, но произошло непоправимое. Почти двенадцать лет тому назад я, Тоун Мэйхак, женился на Вашей дочери, Джамиэли. Через шесть лет она была убита в Пойнт-Экстазе, на планете Камбервелл.
Мне
Тоун Мэйхак».
Джаро и Мэйхак переоделись в костюмы, более или менее соответствовавшие представлениям кавалера-роума о приличной одежде. Позаботившись взять с собой все необходимое, они забрались в аэромобиль и спустились к Ромарту. Приземлившись в саду Карлеона, где когда-то жила Джамиэль, они подняли аэромобиль в воздух, пользуясь устройством дистанционного управления — почти незаметная на фоне ночного неба машина повисла высоко над садом.
Мэйхак направился к портику главного входа; Джаро остался ждать его в тени, но уже через несколько секунд вышел на открытую террасу и встал у мраморной балюстрады. В лучах двух бледных лун сад простирался перед ним, как серебристый занавес с черными силуэтами высоких деревьев. Джаро опустил руку на поручень — странное, похожее на сон настроение охватило его: воспоминание детства. Он уже смотрел на этот сад давным-давно, в полусне, возбужденный дыханием и звуками ночи. Тогда эта картина вызывала у него горьковато-сладостную щемящую тоску, подобно аромату валерианы.
Облокотившись на балюстраду, Джаро пытался собраться с мыслями. Тайна затерянного сада раскрылась. Оставалась еще одна загадка — зловещие стоны, звучавшие у него в голове, пока доктору Флорио и его коллегам не удалось их заглушить. Джаро прислушался, стараясь уловить отголоски знакомого бормотания внутреннего голоса. Но тишину нарушал только шелест ветра в листве.
Его размышления прервал голос Мэйхака. Отвернувшись от сада, Джаро прошел по террасе ко входу во дворец. Мэйхак стоял на крыльце, разговаривая с худощавым пожилым человеком. Человек этот, с решительным и жестким лицом, вел себя напряженно и церемонно, словно прибытие Мэйхака поставило его в неудобное положение.
Мэйхак обратился к Джаро: «Это твой дед, Ардриан из династии Рейми».
Джаро вежливо поклонился: «Рад с вами встретиться».
Ардриан ответил сухим кивком: «Да. Это, несомненно, знаменательное событие». Старик повернулся к Мэйхаку: «Ваше появление здесь неожиданно, а сообщенные вами новости исключительно неприятны. Вы заставили меня вспомнить многое, о чем лучше было бы забыть».
«Так или иначе, в своем письме я пояснил вам наши намерения», — ответил Мэйхак.
Ардриан скептически хмыкнул: «Ваше послание, мягко говоря, составлено в преувеличенных выражениях».
Мэйхак усмехнулся: «Мне известен человек, убивший вашу дочь и вашего внука, Гарлета. Я считал, что с моей стороны было бы предусмотрительно уведомить вас об этом прежде, чем я обращусь в Судейскую коллегию. Если таково ваше предпочтение, мы больше не будем вас беспокоить».
«Я приветствую вас в моем доме, — ворчливо отозвался Ардриан. — Будьте добры, заходите, и я выслушаю вас со всем должным вниманием». Старик отступил в сторону. Мэйхак и Джаро прошли в восьмиугольный внутренний вестибюль. Джаро с почтением оглядывался по сторонам. Никогда еще он не видел столь величественной архитектуры. Высокий сводчатый потолок поддерживали восемь удлиненных кариатид, подразделявших периметр помещения на восемь интервалов. В двух промежутках, справа и слева, начинались коридоры. Другой промежуток занимала входная дверь; напротив нее открывался проход в гостиную. Панели четырех остальных интервалов были расписаны архаическими пейзажами в тонах, напоминавших цвета крыльев ночных бабочек. Джаро показалось, что эти росписи были вдохновлены какими-то легендами — даже, может быть, воспоминаниями о Древней Земле.