Ночной Орел (сб. ил. Л.Фалина)
Шрифт:
— Здравствуй! — буркнул Кованда, продолжая трудиться над сапогом.
— Здравствуй, здравствуй! — проговорила нараспев пани Ковандова и, выйдя в переднюю, плотно прикрыла за собой дверь. — Что случилось, Йозеф? Почему ты не в духе? — тревожно спросила она.
— Ничего, Марта, не случилось. Просто осточертело все… — Покончив с сапогом, он выпрямился на табурете. — Оленька дома?
— Дома, но собирается уходить. Говорит, что к подруге — делать уроки.
Кованда задумался, глядя перед собой. Затем хлопнул себя по колену и приказал:
— Пошли
— Зачем?
— Спросить кое-что.
— А при мне нельзя?
— Можно. Только сначала я хочу поговорить с ней с глазу на глаз. Тебе я потом расскажу.
— Что-нибудь случилось, Йозеф?
— Да нет, пустяки…
— Ну смотри.
Марта удалилась на кухню, а Кованда сунул ноги в теплые туфли и прошел в столовую.
Здесь было холодно и неуютно. Из-за нехватки угля квартира почти не отапливалась.
За окном сгущались ранние зимние сумерки, но было еще довольно светло, а над противоположным домом даже виднелась яркая полоса голубого неба, чуть тронутая нежным розоватым оттенком, брошенным последними лучами заходящего солнца.
Скрипнула дверь, вошла Оленька. Она была в синем пальто с беличьим воротником и в маленькой шапочке, отороченной тем же мехом. На ее смуглом скуластом личике сверкали из-под густых бровей большие лукавые глаза.
— Здравствуй, папа! Ты звал меня?
— Звал. А ты, я вижу, уходить собралась?
— Я только к Зденке, папа. У нас сегодня такая уйма уроков!.. Ты недолго задержишь меня?
— Не бойся, ненадолго… Ну, как дела в школе? Все благополучно?
— Все хорошо. Сегодня меня вызывали по новой немецкой истории, и я все отлично ответила. Вопрос попался такой легкий-прелегкий: биография фюрера. Я так все отчеканила, что наша историчка прямо удивилась… Да ты меня не слушаешь, папа!
Оленька стояла сбоку дивана и, крутя перчатку, с недоумением смотрела на отца. А он рассеянно посасывал трубку и пристально следил за быстро блекнувшей блестящей полоской неба за окном.
— Слушай, Оленька. — Кованда вынул изо рта трубку и повернулся к дочери: — Мирослав Яриш с тобой в одном классе?
Вопрос был столь неожиданный, что застигнутая врасплох Оленька вздрогнула и залилась густым румянцем. Помолчав, она робко сказала, глядя в пол:
— Ну… со мной… А что?
От Кованды не ускользнуло ее смятение. В другое время он не преминул бы воспользоваться случаем и отпустить в адрес дочки несколько добродушных шуток. Однако теперь он был слишком серьезно настроен и сделал вид, что ничего не заметил.
— Вот что, доченька. То, что я сейчас скажу тебе, нужно сохранить в полном секрете. Ты понимаешь, что это значит?
— Да, папа…
— Ну так вот… Сегодня в час пополудни гестапо арестовало Богуслава Яриша и Ярмилу Яришеву. Это родители твоего одноклассника Мирека. Его тоже должны были взять, но он почему-то не вернулся из гимназии домой. Скорей всего, его кто-то по дороге успел предупредить. Теперь его ищут по всему городу. Гестаповцы впрягли в это всех, кто носит хоть какую-нибудь форму: железнодорожников, почтальонов,
— Да, папа-Девушка была бледна как смерть.
— Если его смогли только предупредить, а надежного убежища для него не сыскали, он все равно попадется, — тихо продолжал Кованда. — Деваться ему некуда. То, что его до сих пор не схватили, чистейшая случайность. Гестапо в таких делах не останавливается ни перед какими расходами. Ночью Мирека непременно поймают…
— Папа!!!
Оленька закричала так громко, что Кованда вскочил с дивана:
— Тише! Ради бога, тише!
— Папочка, миленький, спаси его! Ты ведь это можешь! Я знаю, что можешь!.. — горячо зашептала Оленька и, судорожно схватив большую красноватую руку отца, прижалась к ней лицом.
Он обнял ее за плечи и усадил рядом с собой на диван.
— Успокойся ты, глупышка! Успокойся! — гудел он ей в ухо и гладил ее рассыпавшиеся из-под шапки волосы. — Разве можно так кричать о таких делах? Ведь даже у стен есть уши!.. “Спаси”!.. Да ты понимаешь вообще, о чем просишь?
— Ты боишься, папа?
— Тише, не серди меня! При чем это тут — боюсь я или нет. Сообрази, что говоришь. Как его спасать-то? Ведь кто его знает, где он теперь блуждает, перепуганный да голодный…
— А если бы знал, где он, спас бы? — Оленька обхватила обеими руками отца за шею и старалась заглянуть ему в глаза. — Ну скажи, папа, спас бы, а?
Кованда слегка отстранился от дочери, крепко потер подбородок и сказал неопределенно:
— Посмотрим… Посмотрим… Ступай-ка, принеси мне табаку. А то голова что-то совсем не работает…
Оленька быстро сбегала на кухню за табаком. Мать встретила и проводила ее встревоженным взглядом. Но Оленька не обратила на это внимания.
Кованда набил трубку горьким самосадом, раскурил ее, выпустил облако едкого дыма и сказал:
— Хорошо. Допустим, что я мог бы для Мирека кое-что сделать. Но где найти его?
— Я знаю, где найти! — воскликнула Оленька.
— Ты? Откуда же ты можешь знать? — Кованда притворился крайне удивленным и озадаченным.
— Об этом, папа, потом! Это сейчас неважно. Я знаю, где он находится именно сейчас, в эту минуту. Только надо спешить. Он может уйти!..
— Понятно. Мы немедленно пойдем туда вместе! — решительно сказал Кованда.
— Вместе нельзя! — всполошилась Оленька.
— Почему? Ты не веришь своему отцу, Ольга? — В голосе Кованды послышались строгость и горечь.
— Нет, папа, я верю тебе. Но Мирен испугается и убежит, если увидит тебя вдруг, без предупреждения. Он ведь знает, где ты служишь…
— Правильно. Ты у меня умница. Говори, где мне ждать вас.
— Под Вышеградом, у железнодорожного моста.
— Подходит. Ну, беги. А я переоденусь в штатское и сейчас же поеду к мосту. К пяти часам я буду уже на месте.
— Бегу, папа!..
И Оленька выбежала из столовой. В передней она столкнулась с матерью.
Пани Ковандова схватила дочь за руку и сунула ей кошелку.