Ночной Орел
Шрифт:
Ивета, лови конец, мотай его вокруг стула!.. Так, так, отлично! Покрепче затягивай, не жалей его!..
Через минуту Майер превратился в огромный белый кокон, накрепко соединенный со стулом. Кожин спрятал пистолет и тщательно проверил узлы. Потом он приказал толстяку открыть рот.
— Пошире, пошире, подлец!
Майер послушно выполнил это требование, откинув голову, как в зубоврачебном кресле. Кожин вогнал ему в рот огромный кляп из ваты, а сверху для прочности наложил еще повязку из бинтов. Майер лишь сопел да ворочал глазами.
—
Кожин выключил в комнате свет, поднял затемнение и настежь распахнул окно.
Заметно припадая на больную ногу, он взобрался на подоконник и протянул девушке руку.
— Давай, Ветушка, не робей!
— Мы будем прыгать, Иван?
— Что-то в этом роде. Не бойся, целы будем!
— Значит, ты все-таки умеешь?
— Молчи! Конечно, умею!
— Ты необыкновенный человек, Иван! Ивета легко вскочила на подоконник. Кожин подхватил ее на руки и шепнул:
— Держись за меня крепче!
Она обхватила его руками за шею. Он услышал, как неистово бьется ее сердце.
Оттолкнувшись от подоконника, он решительно прыгнул вниз.
«Лететь!» — приказал он себе, хотя и знал, что с такой ношей вряд ли сможет полететь.
Однако чудесные антигравы послушно сработали, и Кожин с Иветой на руках мягко приземлился на газоне.
Поставив девушку на ноги, Кожин сказал:
— Слушай внимательно, Ветушка! Беги сейчас домой и скажи матери, чтобы она немедленно уезжала куда-нибудь подальше. Немедленно! Через час уже может быть поздно. О Владике позаботится Влах. Так матери и скажи. Владик в безопасности, ему ничего не угрожает. Сама после этого беги по такому вот адресу — улица Остравская, дом пять, Ян Митковский. Это тот самый горбатый пастушок, который приходил к Влаху. Расскажешь Митковскому обо всем. Он поможет тебе добраться до партизанского лагеря. Можешь ему верить. Все поняла?
— Все, Иван. А как же ты?
— Обо мне не волнуйся. Я бы пошел с тобой, если бы не нога. А так боюсь, что долго шагать не смогу. Но ничего, у меня есть другое средство передвижения. Повтори адрес!
— Остравская, пять, Ян Митковский. Мы увидимся, Иван?
— Увидимся. Скоро!.. Ну, беги! Только не по улицам! Если можно, дворами и переулками. Есть тут ход?
— Есть!.. Иван… поцелуй меня!
Он быстро обнял ее и поцеловал.
— Беги, Ветушка, беги! В отряде встретимся! Ивета птицей помчалась по аллее и скрылась за темной будкой садовника.
Еще несколько минут Кожин постоял перед темным зданием больницы. Вокруг царила гробовая тишина. Маленький городок рано отходил ко сну.
4
В душе у Кожина боролись два противоречивых чувства — желание немедленно скрыться, улететь на поиски своих и жгучая жажда мести.
Подлец Майер заслуживает смерти. Предательство нельзя оставлять безнаказанным.
Но имеет ли Кожин право совершать именно
Он сделает свое дело и улетит. А кроме того, доктор Коринта, над которым и без того уже нависла угроза из-за смерти Крафта.
Колебания Кожина были прерваны стуком тяжелых кованых сапог. Это возвращался после ужина штабс-фельдфебель. Выглянув из-за угла и различив в темноте огромную фигуру немца в каске, направлявшегося от ворот ко входу в больницу, Кожин, не раздумывая, вновь поднялся к только что оставленному окну. Войдя в кабинет, где сидел связанный Майер, он опустил затемнение и включил свет.
Толстяк со свистом втягивал воздух носом и ворочал налитыми кровью глазами. Лицо его посинело. Он явно задыхался. Увидев, что русский диверсант вернулся, он задергался на стуле и замычал.
Кожин показал ему пистолет:
— Цыц! Замри!
Толстяк скорчился и затих, продолжая лишь с натугой сопеть носом.
Кожин, прихрамывая, подошел к столу, быстро нашел чистый лист бумаги и крупным, размашистым почерком написал:
«Это сделал Ночной Орел. Смерть фашистам и предателям!»
Одернув на себе гимнастерку и держа в одной руке лист бумаги, в другой — пистолет, он торжественно приблизился к Майеру.
Толстяк снова замычал и отчаянно завертел головой. Он понял, что наступил конец.
Об этом красноречиво говорили холодные, неумолимые глаза русского парня.
За дверьми в коридоре загрохотали подкованные сапоги. Медлить было нельзя.
Чуть-чуть приподняв пистолет, Кожин дважды нажал спуск.
Выстрелы гулко прозвучали в тихом здании и разом всполошили немцев. Кованые сапоги загремели в тяжелом беге, где-то захлопали двери, послышались крики ужаса.
Кожин бросил на колени обвисшему Майеру приготовленный лист, выключил свет, рывком сдернул с окна плотную бумагу затемнения и перемахнул через подоконник.
Словно оттолкнувшись от невидимой пружинистой сетки, он, не долетев до земли, сразу пошел вверх.
Десять… двадцать… пятьдесят метров. Выше, выше, еще выше!..
Набрав высоту метров в двести, Кожин глянул вниз. В темноте возле здания больницы мелькали огоньки, метались темные силуэты, слышались крики людей и треск моторов.
«Быстро они подоспели! — подумал Кожин. — Теперь бы в них парочку гранат для полноты впечатления! Не так бы еще забегали!»
Сержант покрепче нахлобучил шапку и снова стал набирать высоту. Вскоре городок К-ов пропал в непроглядной тьме.
5
Лес, лес, бесконечный лес… Черным, угрюмо шелестящим покровом он стелется по склонам гор, по глубоким лощинам и кажется повсюду одинаково плотным и безлюдным.