Ночной пасьянс
Шрифт:
Сегодня Теодозия Петровна сожалела, что Богдан Григорьевич не предупредил ее, когда вернется. Дело в том, что знакомая достала Теодозии Петровне палочку дрожжей, свежих, пахучих, она очень любила их запах с детства, когда, бывало, незаметно от матери отщипнет кусочек и с удовольствием сжует. Получив нынче такой подарок, Теодозия Петровна сразу же решила испечь кулич с изюмом и орехами. Его в их доме пекли когда-то по большим праздникам. На Пасху и Рождество обязательно...
Теперь же отсутствующие туфли Богдана Григорьевича повергли ее в раздумья, она была даже раздражена: опару развела, хотела порадовать Богдана Григорьевича, он ценил ее кулинарные способности. Даже купила для него две бутылки пива, заранее
Кто-то у него вчера был, долго они там говорили, смеялись. Теодозия Петровна слышала голоса, пытаясь ревниво различить слова. И сейчас в душе кляла того человека, почему-то уверенная, что именно вчерашний гость повинен в сегодняшнем исчезновении Богдана Григорьевича. Вообще-то редко кто к нему захаживал... Теодозия Петровна переключила телевизор на Варшаву - по первой программе был объ явлен фильм "Королевские сны". В самом названии ощущалось что-то загадочное, а это оставалось главным для Теодо зии Петровны. Все, что происходило за стенами ее квартиры - на улицах, в магазинах, на рынке, даже в храме Божьем, - было для Теодозии Петровны реальностью, а все, что приходило к ней с телеэкрана, услаждало эту реальность, и являлось для нее тем, что для иных чтение книги.
Разложив один из пасьянсов, Теодозия Петровна пила чай с сухариками, смотрела на светящийся экран и время от времени прислушивалась, надеясь уловить момент, когда Богдан Григорьевич своим ключом отопрет входную дверь, в прихожей щелкнет выключателем и шаркающим шагом пройдет к двери в свою незапирающуюся никогда комнату.
Так прошло около часа. За окнами уже стояла темень, лишь на противоположной стороне, у конечной трамвайной остановки горел фонарь.
И тут раздался звонок в дверь. Удивленная, Теодозия Петровна, нащупала под столом сброшенные шлепанцы и пошла выяснять, кто так поздно заявился.
– Кто там?
– испуганно спросила она, пытаясь через "глазок" разглядеть звонившего.
– Я, я, Теодозия Петровна, - отозвался голос Богдана Григорьевича.
– Что с вами? Что это вы?
– растерянно спросила она, еще недоверчиво гадая, он ли, или кто-то его голосом говорит. Но все же дверь отворила.
– Вы уж извините за беспокойство, - входя, развел руками Богдан Григорьевич.
– Где-то ключ потерял.
Она кивнула, подозрительно поглядывая на него и осторожно потягивая носом. Похоже, трезв. Хотела спросить, где он так поздно был, но воздержалась, быстро стрельнула взглядом вниз - на его туфли: в каких он в обычных каждодневных или в своих единственных для выхода. Так она высчитывала степень важности его отлучек, не любила, когда он уходил в этих единственных, что-то ревниво-злобное шевелилось тогда в ее душе. На сей раз Богдан Григорьевич был именно в них.
– Устал, - сказал он, понимая весь ход ее мыслей, и чтобы увести возможный разговор в более благоприятное русло, с улыбочкой спросил: Какой у вас сегодня пасьянс?
– Пасьянс вам нужен!
– хмыкнула она, тоже разгадав хитрость. И как бы обиженно поведя плечом, повернулась к нему спиной, чтоб удалиться.
– Спокойной ночи, - поспешил сказать Богдан Григорьевич, подошел к своей двери, снял туфли и оставив их за порогом, влез в шлепанцы и вошел к себе.
27
Инспектор уголовного розыска был зол. Сейф полон незаконченных дел: разбой, квартирные кражи, четыре угона автомашин, этапирован рецидивист, заявивший уже в колонии, что три давних нераскрытых грабежа совершил он, хотя сел по другим
Надежда Францевна впервые посещала милицию. Поразило убожество кабинета, цвет и обшарпанность стен в коридоре, слишком громкие голоса в дежурке, грохот сапог по грязному полу, смешавшиеся запахи хлорки, табачного дыма, пота. Сидевший напротив нее человек в штатском, которому на вид можно было дать лет сорок, то ли уставшим, то ли безразличным взглядом еще раз прочитал заявление, напечатанное Надеждой Францевной на бланке, перевернул его зачем-то, хотя на обороте бумага была совершенно чистой, и опять лицевой стороной положил перед собой.
– Что находилось в этой папке?
– спросил он.
– Документы.
– Я понимаю, что не конфетные фантики, - усмехнулся он.
– Штабные документы партизанского отряда "Месть". Оригиналы. Я их не видела, но так значится в описи.
– Надо полагать, что для нынешних времен никакой военной тайны они не составляют?
– Думаю, нет.
– Кому же эта папка могла понадобиться?
– Это уж выясните, пожалуйста, вы, - Надежда Францевна поджала губы и осторожно, двумя пальцами прикоснулась к своим буклям, чуть подкрашенным в лиловый цвет.
– Кто мог знать, что именно хранится в этих ящиках?
– Кто угодно. Достаточно заглянуть в опись.
– Кто мог видеть опись?
– Любой наш сотрудник. Она не секретна. Но вряд ли у кого-нибудь возникло желание читать ее. Кроме, разумеется, тех, кому положено или того, кто, как видите, проявил к ней личный интерес. А так, - Надежда Францевна пожала плечами, - у каждого своих дел хватает.
– Кто работал с нею?
– Она размножена для всех отделов. Каждый выбирал то, что попадет в его отдел из вновь поступивших фондов.
– Куда вы собираетесь убрать ящики из собора?
– Мы уже перевезли их. Потеснились в одном хранилище и временно там разместили.
– Зачем вы поторопились? Хотя бы с нами посоветовались, - поморщился инспектор и подумал: "Там теперь столько "пальцев"! В одном городе ящики заполняли, заколачивали, грузили в машину, затем в вагон, здесь разгружали, перевозили, вносили в подвал, теперь опять грузили, перевозили, вновь разгружали, складировали... Какое количество людей к ним прикасалось, кроме мальчишек и того, кто взял папку!.. И где гарантия, что тот, кто взял, оставил свои пальцы?
– Вы, наверное, и пыль с ящиков смахнули, когда завезли на новое место?
– спросил он. Вопрос был задан просто так, почти риторически, с горькой иронией. Не уловив его смысла, Надежда Францевна, воспринимавшая все серьезно, тем более в этом кабинете, сочла необходимым ответить исчерпывающе и определенно:
– При нашей тесноте, при нашем уровне технической обеспеченности, когда своей пыли хватает, я сама за всем проследила, приказала протереть каждый ящик...
– Я не сомневался, - с грустной улыбкой он по-своему оценил аккуратность директорши архива.
– Ну что ж, Надежда Францевна, пожалуй, на сегодня все. Будем искать вашу драгоценную папку.
– Вы никогда не пользовались услугами архива?
– Надежда Францевна поднялись.
– Не приходилось.
– Это заметно. Думаю, специфика вашей работы хоть однажды, но приведет нас к вам.