Ночной пасьянс
Шрифт:
Было уже темно, когда Щерба вышел из прокуратуры...
38
Во вторник вечером после ужина Сергей Ильич сидел на кухне и снимал уайт-спиритом пятно с пиджака - в трамвае из системы, закрывающей двери, упала капля машинного масла.
– Ты напрасно это делаешь, - останется развод, - сказала жена, лучше отнеси в химчистку.
– Когда же я отнесу, если завтра с утра еду в Ужву!
– раздраженно отмахнулся он. Из Ужвы от Ульяны Васильевны Бабич никакого ответа не было. А эту линию нужно уже завершить с любым результатом. Покойный Богдан
Сергей Ильич обмакнул ватный тампон в баночку с уайт-спиритом, когда раздался телефонный звонок.
– Возьми трубку, у меня руки грязные, - попросил он жену.
– Похоже, междугородный, - она пошла к телефону.
– Слушаю, - сняла трубку.
– Да... Можно, сейчас позову, - и уже мужу: - Сережа, тебя. Москва.
Звонили из Инюрколлегии.
– Сергей Ильич? Здравствуйте. Извините, что поздно. Как поживаете?
– Ничего, спасибо, я слушаю вас, - прервал Сергей Ильич вежливые словеса вступления.
– Встречайте завтра гостя. Белградским поездом. Шестой вагон. Мистер Лэнни Рандолл. Сотрудник адвокатской конторы Стрезера. Ему надо прояснить несколько позиций с нами. Он хотел и с вами встретиться. Едет на один день.
– Что ж вы так поздно позвонили, номер же нужно в гостинице. А у нас разгар туристического сезона, - недовольно сказал Сергей Ильич, понимая, что свалилось ему на голову.
– Гостиница им заказана через "Интурист".
– Кому это "им"?
– Рандолл с переводчицей.
– Ну, переводчицу мы бы и здесь нашли, - сказал Сергей Ильич. Ладно, встречу.
– Всего доброго, Сергей Ильич.
– До свидания.
"Все, поездка в Ужву накрылась", - понял Сергей Ильич, кладя трубку.
– Кто это?
– спросила жена.
– Завтра приезжает американец. Нужно встретить...
Белградский проходящий поезд останавливался в Подгорске на пятнадцать минут. Как правило, он опаздывал. В этот раз - на полчаса.
Сергей Ильич прохаживался по перрону, заглядывал в киоски, где продавали одно и то же: сладкую воду, почему-то называвшуюся "Ананасовая", холодные, по виду малосъедобные, коричневого цвета кур, бутерброды с синеватой, словно замерзшей колбасой, и тугие, как каучук, плавленые сырки.
Наконец объявили о прибытии поезда. Шестой, спальный вагон остановился почти в центре. Выходило мало народу, ехали в основном транзитники. Из шестого вагона сперва появились два полковника, которых встречал тоже полковник, а за ними высокая сухощавая дама в сером строгом костюме с красивой голубой дорожной сумкой, перехлестнутой широкими белыми ремнями, за нею - крепкий моложавый муж чина в светлых фланелевых брюках и в легкой, нараспашку плащевой курточке, под которой была серая сорочка, две верхние пуговички расстегнуты.
Сергей Ильич угадал - они, гости, и двинулся навстречу. Представился. Американец широко, так, что около ушей образовались складки, улыбнулся.
–
– Сергей Ильич взял у дамы ее сумку. Американец нес свой темно-коричневый, похожий на коробку, маленький прямоугольный дорожный баульчик.
– Нам далеко?
– спросила переводчица, когда уселись в такси, на котором приехал Сергей Ильич.
– У нас тут все близко. До гостиницы двенадцать минут... В холле "Интуриста" Рандолл сказал:
– Встретимся в три у вас в офисе. Годится?
– Вполне, - согласился Сергей Ильич и подумал, что надо забежать домой и взять на всякий случай пачку хорошего чая, банка кофе у него на работе была...
Около трех звякнул колокольчик. Сергей Ильич двинулся навстречу. Вошли Рандолл и переводчица. Одежда на них была та же, правда на Рандолле Сергей Ильич заметил свежую, светло-бежевую сорочку.
Рандолл окинул взглядом большую комнату, затем кабинет Сергея Ильича, опять улыбнулся до ушей, словно по какой-то команде, и весело сказал:
– Хорошо живете, просторно! А у меня каморка на девятом этаже.
– У вас?!
– удивился Сергей Ильич.
– Фирма наша существует с 1932 года. В каморке, где сижу я, тридцать один год просидел мой отец. У нас постоянная клиентура. Уже сыновья и внуки тех, кто приходил к нам почти полвека назад. Не случайные люди, а кланы. Они привыкли. То, что мы на этом девятом этаже кирпичного дома, для них признак бодрого старого консерватизма, своего рода его реклама, свидетельство того, что мы не нувороши... Ну что, приступим к делу?
Сергей Ильич сел за свой стол, Рандолл и переводчица - в кресла напротив. Американец достал бумаги из тоненькой, прозрачной как пленка папки.
– Вы сообщали, что наследники Анны Мацко, умершей в Кливленде, настаивают на продаже ее дома, чтобы получить наличными, - сказал Рандолл.
– Мы, конечно, можем это сделать немедленно. По воле умершей наследодательницы дом этот завещан ее сестре. За него сейчас дают сто пятьдесят тысяч.
– Так за чем остановка?
– спросил Сергей Ильич, осторожно бросив быстрый взгляд на Рандолла. Удивило лицо того - спокойное, жесткое, сильные мускулистые челюсти, лицо, лишенное даже намека на способность и потребность человека улыбаться.
– Это неразумно, - покачал головой Рандолл.
– В каком смысле?
– Мы узнали, что компания, которая хочет купить дом и участок покойной Анны Мацко, через три года снесет его. Они собираются построить там супермаркет, площадку для гольфа и платную автостоянку. Считаем, что сейчас с продажей надо повременить, сдать дом в аренду, заселить жильцами. А через три года, когда на соседнем участке компания начнет работы, они упрутся в этот дом. И вместе с участком его цена взлетит. Попробуйте уговорить наследников подождать с продажей. Их сто пятьдесят тысяч никуда не уйдут. Глупо же так торопиться, - пожал плечами Рандолл, словно никак не мог взять в толк, что за люди, которые не понимают элементарной арифметики.