Ночной поезд в Инсбрук
Шрифт:
— Fan ocksa.
— Было бы несправедливо продолжать держать его в неведении.
— Наверное, он очень злится.
— Да, он рвет и мечет. Его взбесило то, что ты чуть не угробила себя, только чтобы оградить его от потрясения.
— Я увела у него мужчину. И я за это наказана.
— Не надо так говорить. Вам троим очень повезло. Вы вместе прошли через это испытание. И все вместе вы вернетесь к нормальной жизни.
Лина кивнула.
— И вот еще что, — поддразнила Фрэнсис, — я бы тоже не смогла сказать «нет» Фредрику в походном душе или где бы то ни было!
Робкая, слабая улыбка коснулась губ Лины.
— Теперь тебе лучше
— Не говори глупости. Я поеду с тобой в больницу.
— Не надо, со мной все будет в порядке. Tы должна поехать в Каир на поиски того человека.
— Хм-м, ты думаешь, он хочет, чтобы его нашли?
— Не знаю.
Страх, пронизывающий каждое движение Лины в Вади-Хальфе, сменился полным смирением.
— Ты просто обязана его найти. Если ты не сделаешь этого, твои мытарства никогда не закончатся.
— Может, он поэтому так и поступил, зная, что я никогда не хотела, чтобы мое путешествие подошло к концу. — И она начала паковать вещи. — Хорошо, но только при условии, что ты действительно не против. Я поеду, заселюсь в наш отель, приму душ и позавтракаю. А затем навещу тебя в больнице.
— Не надо. Ни к чему это, Фрэнсис.
— Почему?
— Не имеет смысла. Мы ведь никогда снова не встретимся.
— Почему же не встретимся? Все мы встретимся. После всего того, что мы пережили вместе…
— В том-то все и дело. Давай оставим все как есть.
— Но последние три дня мы…
— Да. Именно эти последние три дня я и хотела бы забыть и никогда не вспоминать.
— Лина, но это несправедливо… ты не должна со мной так поступать.
— Спасибо, Фрэнсис, за то, что спасла мою жизнь.
— Да ладно тебе, ты сама спасла свою жизнь. Ну а как же наша дружба?
— Нас связало несчастье.
— Но мы могли бы дружить и дальше. У нас впереди вся жизнь. — Фрэнсис неуверенно улыбнулась. — Неужели тебе неинтересно будет узнать, нашла ли я Ричарда?
— Я знаю точно, что если ты не найдешь его, то судьба тебе подарит кого-то еще в награду за все, что ты сделала для меня.
Фрэнсис пристально на нее посмотрела:
— Ты уверена, что не хочешь продолжить общение?
Лина покачала головой. Вошла Афаф, веселая и шумная. Она взяла Лину за руку и что-то сказала ей ободряющим тоном на арабском, а потом, помахав рукой, нежданно-негаданно ставшая повитухой египтянка ушла, будто вернувшийся в бутылку джин.
— Ничего не поделаешь, — тихо сказала Лина.
Фрэнсис стояла как вкопанная, с косметичкой в руке, но постепенно до нее начало доходить. То, что они пережили, может быть, и было основанием для крепкой дружбы в ее глазах, но для Лины на первом месте стояло не то, что Фрэнсис для нее сделала, а то, что им всем не удалось сделать: спасти ее ребенка. Фрэнсис, сама того не осознавая, стала невольным свидетелем несчастья и навсегда останется в памяти напоминанием о нем. Ей теперь было отведено место в этом акте пьесы, а не в последующих сценах.
Пер постучал в дверь и вошел. Он выглядел намного старше, чем три дня назад. Он о чем-то переговорил с сестрой.
— Подъехала машина скорой помощи, — сказала Лина. — Мне пора.
Она протянула руку Фрэнсис.
— Я никогда не забуду тебя, — прошептала она. — Никогда.
Не в состоянии вымолвить ни слова, Фрэнсис быстро обняла ее, водрузила на спину рюкзак и шагнула в сторону двери. Пер ее остановил и, с полными глазами слез, пожал ей руку и кивнул.
Впервые за последние шесть дней Фрэнсис осталась одна. В номере гостиницы «Абу-Симбел» кондиционер был сломан, а душ работал с перебоями, но все же здесь было прохладно, темно и спокойно. Приняв душ
Нил проплывал мимо, сам не подозревая того; фелуги дрейфовали; гостиничный паром курсировал между островом и материком. Туристов кругом было не так много, но по набережной Корниш сновали местные женщины, завернувшись в аббайях и спеша мимо пришвартованных к берегу круизных кораблей. В садике под окнами люди сидели в тени деревьев и угощались кофе, мороженым и газированными напитками. Жизнь в Верхнем Египте текла своим чередом, пока Фрэнсис сидела на балконе, распутывая узелки в своей жизни и в волосах. Наконец, расчесав волосы и освободив тело от въевшейся грязи, она насладилась тем, что ценила больше всего на свете, — уединением. Не надо было ни с кем поддерживать беседу, никто на нее не пялился. Никто ее даже не видел. Она была одна, абсолютно одна, и в этот момент отсутствие Ричарда не очень-то ее трогало. Она почти готова была забыть про него — только бы не было больше скандала, взрыва эмоций, шумной толпы снующих потных тел, толкавшихся около нее с тех пор, как они отбыли из Хартума. Она спала рядом с ними, ела рядом с ними, стояла с ними в очередь в туалет, она обнажила перед ними свое безутешное горе. Теперь же, несмотря на стук лошадиных копыт по Корниш и шум машин, она пребывала в уединении. Река завораживала, притягивала, охлаждала.
Слишком уставшая, чтобы сесть на поезд до Каира в этот же вечер, она весь день провела в гостиничном номере. Она взяла выходной, чтобы передохнуть в промежутке между уединением Вади-Хальфы и Каиром, этим мегаполисом, от которого голова идет кругом. Ей просто хотелось побыть здесь. Когда-то они с Ричардом были так счастливы в Асуане.
Проспав несколько часов, она проснулась с тяжелой головой и вялостью в теле и с отчаянием посмотрела на одежду Ричарда, которую вытащила, обнаружив на дне их общего рюкзака. Подумать только: наконец-то в ее неприкаянной душе возникла решимость посвятить свою жизнь другому человеку — и что же? Тот пропадает, будто своим решением она стерла его с лица земли. Она провалялась еще с час, не в состоянии сдвинуться с места от тоски. Ее часто сильно тянуло к Ричарду во время разлуки, но сейчас отсутствовала уверенность, что ожидание будет вознаграждено упоительной встречей. С закрытыми глазами она представляла, что он в комнате, только что вышел из душа и сгорает от желания.
Последний вечер в Асуане она провела, блуждая по восточному базару с Родом и Джоелом. Кругом все просто дышало романтикой, но ее ничто не трогало.
— Да это же кальян! — сказал Джоел. — Надо попробовать.
В кафе они сели за столик, неустойчивый на неровной поверхности тротуара, и заказали чай и кальян. Когда официант начал показывать, как им пользоваться, у Джоела загорелись глаза.
— У меня точно башню снесет!
— Не думаю, — сказала Фрэнсис.
— Tы поступила правильно, — сказал Род.