Ночной портье
Шрифт:
Что бы ни случилось со мной, думал я; но я не буду в его годы таким, как он. Мы еще ни слова не сказали друг другу.
Подошла официантка, и я заказал кофе.
— Мне бы надо выпить, — сказал Хэнк, но с явным сожалением ограничился чашкой кофе и с жадностью пил его. — Сегодня утром меня уже дважды тошнило, — признался он.
— Вот деньги, — сказал я, похлопав по конверту.
— Боже мой, Дуг, ты понимаешь, как я обязан тебе.
— Ладно, так или иначе они твои. Я уйду первым, а ты минут через десять. — Мне не хотелось, чтобы он увидел номер взятой напрокат машины. Это не было заранее рассчитанной предосторожностью,
— Ты не пожалеешь об этих деньгах! — воскликнул брат.
— Конечно, нет.
— Те двое молодых людей знают, что я приеду с деньгами, — сказал брат, вытирая измятым несвежим платком слезы, катившиеся из его глаз. — Они прямо-таки без ума от радости и согласились на все наши условия. — Расстегнув пальто, он размотал поношенный серый шарф, который, как мертвая змея, висел у него на шее, достал авторучку и небольшой блокнот — Я напишу расписку, — предложил он.
— Не валяй дурака. Бери деньги — и делу конец.
— Через год, Дуг, ты станешь богатым человеком.
— Очень хорошо, — кивнул я. — Но не надо никаких счетов и расписок. Ты бухгалтер и знаешь, как вести расчеты без всяких официальных записей. Я не хочу, чтобы меня разыскивало налоговое управление.
— Понимаю. Не могу сказать, что это мне по душе, но понимаю. Ты единственный человек в мире…
— Хватит об этом, Хэнк.
Я выпил еще глоток кофе, поднялся и надел пальто.
— Время от времени буду давать знать о себе, — пообещал я.
Хэнк широко улыбнулся мне и взял со стола конверт.
— Береги себя, братец, — ласково произнес он.
— И ты тоже, — отозвался я и, похлопав его по плечу, вышел из кафе.
По расписанию самолет уходил в среду в восемь часов вечера. В этот день около трех часов дня я зашел в банк, оставил в своем сейфе одну сотенную и вышел, унося в кейсе семьдесят две тысячи девятьсот долларов. Мне трудно объяснить, почему я оставил в сейфе сто долларов. Суеверие? Зарок, что в какой-то день вернусь обратно? Во всяком случае, я внес плату за сейф на год вперед.
На этот раз я остановился в «Уолдорф-Астории», самом дорогом и шикарном отеле Нью-Йорка. Те, кто искал меня; теперь, очевидно, должны были решить, что меня давно нет в городе.
Расставшись с братом, я поехал в контору лыжного клуба «Кристи» на 57-й улице. Там я обратился к мисс Мэнсфилд, хорошей знакомой моих старых друзей Вейлсов, и она задним числом быстро оформила мое заявление о заграничной туристической поездке. Выяснилось, что мне повезло, так как в это утро двое отказались от поездки. Мимоходом я осведомился у нее, не отправляются ли и Вейлсы этим самолетом. Девушка проверила список пассажиров и, к моему большому облегчению, установила, что их нет там.
Итак, я был готов к отъезду. В отеле я указал вашингтонский адрес Эвелин Коутс как мое постоянное местожительство. Теперь, когда я был совсем один, все эти выкрутасы были просто забавой. В последнее время у меня, правда, не было повода для шуток и забав. Дни, проведенные в Вашингтоне, были горькими и отрезвляющими. И если, как многие считают, богатство делает человека счастливым, то я пока был лишь новообращенным новичком. Однако в своем новом качестве я на первых порах оказался в неудачном окружении. Я имею в виду моего школьного товарища Хейла, с его заклинившейся служебной карьерой и взбалмошной любовной связью, и непонятную Эвелин Коутс,
В Европе, решил я, буду искать людей без всяких забот и проблем. Европа всегда была местом, куда стремились бежать богатые американцы, а я теперь считал себя принадлежащим к этому классу. Словом, буду искать счастливые, радостные лица.
Как последний жест доброй воли, я отправил сто пятьдесят долларов букмекеру в «Святой Августин» с запиской: «Извините, что задержал уплату долга». Пусть хоть один человек в Америке поддержит мою репутацию честного человека.
В аэропорт я приехал рано. Кейс с деньгами лежал в моем большом темно-синем чемодане с секретным замком. На время перелета через океан пришлось расстаться с деньгами и положить их в чемодан, который будет находиться в багажном отделении. Я знал, что в целях борьбы с угонщиками самолетов каждого пассажира при посадке обыскивают и осматривают его ручной багаж. Было бы более чем странно, если бы я стал уверять, что для лыжной прогулки мне необходимо иметь при себе наличными семьдесят тысяч долларов.
При сдаче вещей в багаж их осматривали весьма поверхностно. Взвешивая мои два чемодана, приемщик едва взглянул на них.
— Лыж или лыжной обуви нет? — спросил он.
— Нет. Собираюсь купить в Европе.
— Покупайте у Россиньоля. Там самые лучшие и надежные, — посоветовал он тоном настоящего зазывалы.
Я предъявил заграничный паспорт, его просмотрели, дали мне посадочный талон с правом пересечения границы, и на этом все формальности были закончены.
До отлета оставалось еще довольно много времени, и я зашел в ресторан закусить и выпить пива. Сидя за столиком, заодно просматривал вечерние газеты. В Гарлеме сегодня утром застрелили полисмена. Команда «Рейнджерс» выиграла вчерашнюю встречу. Судья выступил против демонстрации порнографических фильмов. Редакторы ряда газет решительно настаивали на привлечении президента к ответственности. Ползли слухи о его отставке. Нескольких высших сотрудников Белого дома посадили в тюрьму. Я вспомнил о письме Эвелин Коутс, которое вез в Рим. Интересно, поможет ли оно засадить кого-нибудь в тюрьму или убережет от нее.
Заметив недалеко от себя висевший на стене телефон-автомат, я вдруг ощутил желание услышать чей-нибудь знакомый голос, обменяться последними словами, перед тем как я покину свою страну. Подойдя к телефону, я набрал номер Эвелин.
Опять никто не отвечал. Эвелин, очевидно, была не из тех женщин, что сидят дома. Получив обратно монету, я повернул обратно к столику, когда вспомнил о том, что сегодня проезжал мимо «Святого Августина» и чуть было не зашел туда. Позвонить к ним за сорок минут до того, как реактивный лайнер помчит тебя через океан, было вполне безопасно. Я снова опустил монету и набрал номер своей прежней службы.
Как обычно, телефон звонил и звонил, прежде чем ответила наша телефонистка Клара.
— Соедините, пожалуйста, с мистером Друзеком, — попросил я.
— О Граймс! — вскричала Клара, узнавшая меня по голосу.
— Мне нужно переговорить с мистером Друзеком, — повторил я, делая вид, что не понял или не слышал ее.
— Где вы, Граймс? — снова вскричала Клара.
— Прошу, мисс, дайте мистера Друзека. Он у себя?
— Он в больнице. Какие-то двое выследили его и избили до полусмерти. Лежит без сознания, ему проломили голову.