Ночной портье
Шрифт:
— Фашисты, — шептал он. — Проклятые фашисты. Народ уже сбежался на пристань и окружил нас плотным кольцом. Все шумно галдели, засыпая нас вопросами. Квадрочелли не обращал на них никакого внимания.
— Отвезите меня домой, пожалуйста, — попросил он меня. — Я сейчас в таком состоянии, что не могу сесть за руль.
В машине он начал дрожать мелкой дрожью. Неистовой, неуемной. Загорелое лицо его посерело.
— Они могли убить и вас, — стуча зубами, проговорил он. — Если бы вы пришли всего на две минуты раньше. Простите меня. Простите всех нас. Doice Italia. Рай для туристов, — горько усмехнулся он.
Потом мы вернулись к себе в отель. И больше не говорили о том, что
— Я бы сказала, что пора уезжать отсюда. Ты не находишь? — спросила Эвелин.
— Вполне согласен с тобой, — ответил я.
Уложив свои вещи и расплатившись, мы уже через двадцать минут вышли из отеля и покатили на север.
Нигде не останавливаясь, кроме автозаправки, около полуночи мы пересекли итальянскую границу и приехали в Монте-Карло. Эвелин настояла на том, что сходит посмотреть казино и сыграет в рулетку. У меня же не было настроения ни играть, ни даже смотреть на игру, и я зашел посидеть в баре. Примерно через час Эвелин появилась довольная и улыбающаяся. Она выиграла пятьсот франков и по этому случаю расплатилась за меня в баре. Кто бы, в конце концов, ни женился на ней, он бы взял в жены женщину с крепкими нервами.
Во взятой напрокат машине с шофером Эвелин поехала проводить меня в парижский аэропорт Орли. (Наш «ягуар» был пристроен в гараже, где стоял до прибытия Фабиана.) Сама она еще на несколько дней осталась в Париже, так как, по ее словам, было бы просто позорно мимоходом проскочить такой город. Во время нашей поездки через Францию Эвелин была весела и беспечна. Мы ехали не торопясь, часто останавливаясь для осмотра достопримечательностей или чтобы хорошо и вкусно поесть, как это нам удалось в окрестностях Лиона и в Аваллоне. Эвелин сфотографировала меня перед монастырем в Бонэ, где мы осмотрели винные подвалы, и во внутреннем дворе замка Фонтенбло. Последний день путешествия провели в Барбизоне под Парижем, где остановились в чудесной старинной гостинице. В ней мы великолепно пообедали. За обедом я во всем признался Эвелин. Откуда у меня деньги, как я выследил Фабиана и какую мы с ним заключили сделку. Рассказал все, ничего не утаив. Она слушала спокойно, не перебивая. Когда я остановился, окончив свой рассказ, она засмеялась.
— Теперь я понимаю, — все еще смеясь, сказала Эвелин, — почему ты хочешь жениться на мне, как-никак я адвокат. — Она наклонилась и поцеловала меня. — Не терзайся, милый. Я и сама не прочь взять при удобном случае то, что плохо лежит.
В эту ночь мы спали, крепко обнявшись. Ничего больше не говоря друг другу, мы оба поняли, что завершается одна глава нашей жизни и начинается другая.
Мы подъехали к аэропорту Орли, но Эвелин не захотела выйти из машины.
— Прости, дорогой, но я не люблю прощаний в аэропортах и на вокзалах, — сказала она.
Я нежно поцеловал ее, она матерински потрепала меня по щеке.
У меня в глазах стояли слезы; ее глаза были сухи, но блестели ярче обычного. Загорелая, посвежевшая, она выглядела красавицей.
— Позвоню тебе, — сказал я, вылезая из машины.
— Обязательно позвони. У тебя же есть мой телефон в Сэг-Харборе.
Наклонившись в машину, я еще раз поцеловал ее.
— Ну, пока, — ласково попрощалась она. Я последовал за носильщиком, который понес мой багаж на посадку. На этот раз я лично убедился в том, что багажные квитанции точно соответствуют ярлыкам на моих чемоданах.
Уже в самолете я ощутил недомогание, а к тому времени, когда самолет приземлился в бостонском аэропорту «Логан», из моего носа лило и я без конца чихал и сморкался. Должно быть, таможенник сжалился, увидев мое состояние, и не стал досматривать мой багаж. Так что платить
На четвертый день я почувствовал себя здоровым. Выписавшись из отеля и расплатившись наличными, я взял напрокат машину. День для езды выдался на редкость неподходящий: промозглый, ветреный, небо заволокло тяжелыми тучами. Но я уже торопился. Чем бы все ни кончилось, я хотел ускорить развязку.
Я гнал машину. Отвлекаться было не на что: пейзаж по обеим сторонам дороги выглядел уныло. Бесконечной чередой тянулись мокрые поля, голые деревья и фермерские дома и постройки. Когда я остановился на заправочной станции, низко над головой пролетел самолет, невидимый из-за нависших туч. Ревел он так громко, словно начинался воздушный налет. Сколько раз я, бывало, пересекал эту часть страны, сидя за штурвалом в кабине самолета… Я невольно потрогал в кармане серебряный доллар.
В Берлингтон добрался, когда мои часы показывали почти три, и, не мешкая, отправился в школу. Остановив машину напротив школьного здания, я выключил мотор и стал ждать. Вскоре прозвенел звонок, и нестройная орда детишек высыпала наружу. Наконец вышла и Пэт. На ней было меховое пальто, а голову она укутала теплым шарфом. Пэт была близорукой, и я знал, что она не разглядит ни машину, ни тем более меня за рулем. Я уже собрался было открыть дверцу и вылезти, как заметил, что ее остановил один из школьников, высокий плотный парень в клетчатой куртке. Они начали разговаривать прямо на улице, стоя на ветру, который безжалостно трепал полы пальто и концы шарфа на голове Пэт. Боковое стекло стало запотевать, и я опустил его, чтобы лучше видеть.
Я досыта налюбовался на Пэт, поскольку ни она, ни школьник явно не торопились. Поразмыслив над увиденным, я пришел к следующему заключению: передо мной была женщина, довольно милая и приятная, которая несколько лет спустя приобретет типичный облик строгой учительницы и с которой мне не захочется делиться радостями или печалями. В моем сердце оставалась лишь полуистлевшая память о давних светлых днях, смешанная с чувством горечи и утраты.
Я решительно повернул ключ в замке зажигания и запустил двигатель. Увлеченная разговором с мальчиком, Пэт даже не заметила машину, когда я медленно проехал мимо. Взглянув напоследок в зеркальце, я увидел, что две фигурки по-прежнему стоят рядышком, потерявшиеся среди безлюдной серой улицы.
Подъехав к аптеке, я позвонил в Сэг-Харбор.
— Любовь, любовь! — брезгливо морщась, восклицал Фабиан, когда спустя несколько дней я сидел в гостиной роскошных апартаментов, которые он занимал в нью-йоркском отеле Сент-Риджис. Как обычно, а это было везде, где он жил хотя бы один день, повсюду были разбросаны газеты на нескольких языках. Мы были одни, так как Лили вернулась в Англию. А с Эвелин я сговорился по телефону, что завтра приеду к ней в Сэг-Харбор.
— Я-то думал, что вы, во всяком случае, уже прошли через это, — горячился он. — А вы, оказывается, все еще совсем «зеленый». Пока у вас все мило и чудесно, но попомните мои слова…