Ночной позор

GO-блин

Хряк же Анатолий, двух с половиной лет от роду, будучи укушенным в какую-то свою поросячью артерию, начал проявлять вдруг все признаки перерождения.

— Гляжу утром, а у него клыки из пасти лезут! — жаловался Александр Павлович, смешно округляя глаза.— И на других свиней он как-то подозрительно поглядывает…

— Что же вы, товарищ,— строго сказал Р,— технику безопасности не соблюли?

— Соблю… Что? — не понял вампир.

— Не соблюли! — с нажимом повторил Рыбка.

Нам вовсе не улыбалось застрять здесь в преддверии новогодних

праздников, и хитрый карась задумал отвертеться от выполнения своих непосредственных обязанностей.

Вампир это понял и пошел в наступление.

— Вы мне тут демагогию не разводите! — строго прикрикнул он.— Я, между прочим, глава районного комитета альтернативных форм жизни! Если что, и на Шовенгаса Анатольича выход найду!

Утка с Рыбкой переглянулись и, судя по всему, убоялись. В самом деле, Закидон в подчиненных головотяпства не терпел и за халатное отношение к работе карал сурово. Рыбка безнадежно взмахнул руками и заявил:

— Ладно, показывайте место происшествия. Вот у нас как раз стажер, пускай приобщается, не все же ему дурака валять.

Решив, видимо, вкусить всех радостей от загородной командировки, Утка и Рыбка отвели хозяина в сторону и принялись с ним шушукаться. Мне же предстояло увлекательнейшее разбирательство с возжелавшей чужой крови свиньею.

Вот так всегда. Одним — баня, самогон, рулет из той же поросятины, а другие пускай пашут. Государственное устройство в миниатюре.

— Я его сразу изолировал, чтоб остальных не перекусал,— говорил Александр Павлович. Через плечо у него висело ружье.— Думал, зарежу, от греха, а после сожгу к такой-то матери. Но свинья-то умная оказалась, слышь, сумела как-то дверцу открыть и сбежала.

— А от меня вы чего хотите? — на всякий случай уточнил я.

— Неужели не ясно? Разве можно ей позволить на воле бегать! А если она на людей бросаться начнет? Кого Контроль в первую очередь заподозрит? У меня семья…

Свинарник стоял на отшибе. Вернее, не свинарник, а целый свинокомбинат. Я-то полагал, что увижу обыкновенную сараюшку с двумя-тремя весело похрюкивающими обитателями, и, когда вампир подвел меня к длинному строению, сверкающему кафельными стенами, что отражали яростный свет ртутных ламп, даже не понял сперва, где оказался. По обе стороны центрального прохода, крытого резиновыми дорожками, тянулись длинные ряды свиных рыл. Рыла лезли сквозь никелированные решетки. Решетки блестели, как серебро.

Александр Палыч оценил мое удивление и не без гордости пояснил:

— Пищу содержим в чистоте. Как там у вас, людей, говорится: «Не плюй в колодец…»

В отдельном помещении свиную кровь собирали и консервировали сосредоточенные девушки в белых халатах и валенках сорок восьмого размера.

— На весь район работаем,— сказал Александр Палыч.— Самая свежая и чистая кровь, без посторонних добавок, антикоагулянтов и консервантов.

— Ладно, ладно, давайте скорее к делу,— меня все эти подробности начинали уже нервировать.— Где обитал наш пострадавший?

—

Да какой он пострадавший? Скорее преступник. Вон, в самом углу, видите, место пустует.

— А куда ваши свинарки смотрели? Неужели не заметили, как свинья через ограждение перелазит?

— Ночью это было. Я сторожа заклятием усыпил. Захотелось вдруг свежей крови, чувствую, на пустой желудок все равно не усну, вот и решил… Поужинать.

Осмотр свинарника никаких новых подробностей в дело не добавил.

На всякий случай мы заглянули в пасти нескольким соседним со сбежавшим кабаном свиньям: не режутся ли у них клыки. Вроде пока все было в порядке.

Тут меня осенило.

— А следы, следы должны ведь были остаться! Снег как никак.

— Есть следы,— меланхолично ответил Александр Палыч.— Что я, зря, что ли, ружье взял? По следам и пойдем охотиться…

Я переобулся в более подходящие к данным условиям сапоги, в просторечии именуемые валенками. Почему-то вся обувь в поселке Едальцево была только одного размера, зато — сорок восьмого. Ходьба в таких громадинах требовала особой сноровки. Сперва я делал шаг внутри валенка, затем усилием ноги перебрасывал его на несколько сантиметров вперед и вновь переступал в гулкой пустоте.

Перед трудной и продолжительной прогулкой по морозу следовало обезопасить свой организм от переохлаждения, запасшись как следует теплом внутренним.

— Она что у вас, на машинном масле? — морщась, спросил я.

— Почему же,— ответил Палыч, наливая еще по одной,— нормальный самогон, из патоки гоним. На отходах сахарного производства…

Выпив и закусив как следует, так, что я начал уже ощущать ко всему сущему самую искреннюю и чистую любовь, мы решили наконец двигать на проклятого хряка.

— Ты только ружье не забудь. А то вдруг он бросится,— строго говорил я, натягивая ушанку.— Эх…

И мы грянули, вероятно, для устрашения укрывшегося где-то в лесах порося бодрую и разудалую песню.

— Двенадцать-восемьдесят пять ноль-a! Двенадцать-восемьдесят пять ноль-бэ! — кричал Палыч. Его пошатывало.

— Из-за острова на стрежень, на простор морской волны…— тянул я немного заунывно. Луна над деревней хитро мигала в облаках.

Только выйдя на улицу, я понял, что совершенно непонятным образом уже наступила ночь. Время пролетело незаметно…

Весело переговариваясь, мы отыскали следы беглеца. Палыч светил фонариком, я двигался следом. Вой собак, днем звучавший вполне обыкновенно, сейчас казался каким-то зловещим и даже страшным, но меня это особо не беспокоило. Разве смутишь отважного охотника и следопыта такими глупостями?

Погода вздумала вдруг резко перемениться. Ветер усилился, начал срываться мелкий, сухой и колючий снег.

— Как бы нам следы не замело,— сказал Палыч.

Лично я был бы вовсе и не прочь, чтоб замело. Вернулись бы тогда обратно, и дело с концом. А завтра пускай Утка и Рыбка со свиньей разбираются. Я свой служебный долг и так уже, поди, выполнил.