Ночной рейс в Париж
Шрифт:
— Вермахт? — кратко бросил я.
Он сдержанно кивнул.
— Пехота. Восточный фронт.
— Нацист?
Лоренц пристально посмотрел на меня и снова кивнул.
— Нацист. Был в гитлерюгенде. Потом меня заставили вступить в партию.
— Конечно, — сказал я без нажима.
— Что — конечно? — не понял он.
Я улыбнулся и небрежно махнул рукой.
— Я хотел сказать, что большинство немецких детей были воспитаны в духе этой комедии — теории сверхчеловека.
Этим я все-таки по-настоящему достал
— Где вы встретились с Туки, когда он рассказал вам обо мне?
— Этим вечером на Монмартре. Я заглянул к вам в отель, но не застал на месте. А Туки предупредил, что вас можно найти здесь.
— Чем вам приходилось заниматься в последнее время?
— Я бы предпочел не говорить об этом, — натянуто ответил он.
Я не смотрел на него. Я наблюдал, как юноша-«латинянин» и проститутка, покачиваясь, направились к танцевальной площадке в центре зала под звуки чувственно пульсирующего мамбо.
— Вы не доверяете мне потому, что я немец! — прошипел мне в ухо Отто Лоренц.
— Я не доверяю вам потому, что ничего не знаю о вас. Возможно, Туки вам и доверяет, но я не Туки, — засмеялся я. — Кроме того, бывший нацист мало кому может понравиться сегодня.
Он опустил глаза и смотрел на стол. Мне было понятно, с каким трудом он себя сдерживает. Сейчас он должен встать и уйти или же дать мне пощечину. Но он и на этот раз взял себя в руки и проглотил мои слова.
— Черный рынок? — поинтересовался я.
Он кивнул.
— Да, вместе с Туки.
— Вы участвовали в операции в Гавре?
Он снова кивнул.
— А как оказались во Франции?
— Просто перешел границу. Понадеялся, что здесь будет легче, чем в Нюрнберге.
— У вас руки в чем-то черном. Что это?
Он засунул руки в карманы и угрюмо уставился на меня.
— А вот это не имеет отношения ни к моим профессиональным навыкам, ни к тем причинам, по которым Туки направил меня к вам.
Я поднялся и положил на стол деньги за бренди.
— Приятного отдыха, — бросил я на прощанье вполне безразличным голосом.
Я не думал, что он начнет меня упрашивать, он и не стал этого делать. Я вышел на холодную ночную улицу. Дождь прекратился. На мокрой мостовой отражалось красное неоновое изображение дьявола, танцующего с обнаженной женщиной.
Я прошел полквартала, пока не услышал за спиной звук приближающихся шагов. Ускорив шаги, я завернул за угол и прижался к стене. В том, что он узнал меня в ресторане, не было ничего противоестественного. Очевидно,
Он выскочил из-за угла и резко притормозил, заметив меня. Я сделал короткий шаг вперед и ударил его под дых, а когда он согнулся, рубанул ребром ладони по шее. Падая на колени, Лоренц попытался достать меня кулаком, но я чуть отступил назад и ударил ногой в лицо так, что он отлетел к стене. Кинувшись к поверженному волонтеру, я надавил ему большими пальцами на кадык, не давая опомниться. Он смотрел на меня голубыми, прозрачными как фарфор глазами, огромными от испуга.
— Ну рассказывай! — потребовал я.
Он издал горловой звук, и я немного ослабил хватку. Он тут же попытался отбросить меня в сторону коленкой. Его следовало проучить — пришлось ударить пару-тройку раз в солнечное сплетение. Он согнулся почти пополам, упал на тротуар, и его вырвало.
— Кто тебя послал?
— Клянусь… Туки… — с трудом просипел он, и его снова вырвало.
— Что он сказал?
— Что ты готовишь крупную операцию… Тебе нужны люди… умеющие выполнять приказы… и обращаться с оружием…
— А ты умеешь выполнять приказы?
Он не ответил. Я вытащил из внутреннего кармана- его пиджака бумажник. В нем лежало письмо, адресованное Отто Лоренцу, с парижским адресом — Рю Де Ла Крис, 32 на конверте, отправленное из Нюрнберга, удостоверение с его фотографией, — причем даже в темноте было видно, что оно поддельное, пятисотфранковая банкнота, несколько непристойных картинок и вырезка из газеты с новым законом, касающимся иностранцев. Я запихнул все это обратно в бумажник и бросил его на тротуар.
Он с трудом поднялся на ноги и засунул бумажник в карман.
— Так где ты встретил Туки нынче вечером? — повторил я свой вопрос, схватив его руку и вывернув ее за спину. — Конечно, Туки все мне расскажет, но я хочу услышать это от тебя.
Он промолчал. Я усилил зажим. Он стиснул зубы так сильно, что я услышал, как они скрипнули.
— Я был… в публичном доме. Это единственное место, которое я смог здесь найти.
— И там ты встретился с Туки? — настаивал я. Я вспомнил о черных пятнах на его руках. — Там?
Он кивнул. Я отпустил его. Он прислонился к стене, опустил голову и заплакал.
— Ты не знаешь, что это такое — быть врагом, побежденным презираемым врагом в Париже, да еще без денег и документов…
Когда он успокоился, я предложил ему сигарету, и мы отправились назад — в «Дьябль Руж».
Мы ни о чем не говорили. Он выпил несколько двойных порций бренди и, не обращая на меня внимания, массировал шею и живот в районе солнечного сплетения. Юноша с чертами латинянина и проститутка уже исчезли из зала, но юное создание и ее преклонных лет кавалер, крепко обнявшись, по-прежнему сидели в углу.