Ночной шторм
Шрифт:
— Да, — кивнул Йоаким, — всем нужно зимой быть в тепле — и коровам, и людям.
Ливия продолжала молча разглядывать Андреаса. Йоаким в детстве тоже был очень застенчивым, и Ливия, видимо, унаследовала этот недостаток.
— Не хотите поиграть в мяч? — предложил Йоаким. — У нас как раз есть подходящее место для этого.
Он провел детей в гостиную, в которой по-прежнему было пусто, за исключением пары стульев и коробок на полу.
— Можете поиграть здесь, — сказал Йоаким, отодвигая коробки.
Андреас опустил мяч и осторожно толкнул
— Сначала останови мяч ногой, — посоветовал Йоаким.
Ливия кисло посмотрела на него, не оценив совета. Но следующая подача была уже удачнее.
— Молодец! — с улыбкой произнес Андреас.
А он умеет сказать девочке комплимент, отметил Йоаким. Ливия широко улыбнулась.
— Вставай там. — Андреас показал на противоположную стену. — Мы будем в тебя целиться.
Ливия быстро побежала в другой конец комнаты, а Йоаким вернулся к работе. За стеной слышен был стук мяча и радостные крики троих детей: Габриэль не заставил себя ждать и присоединился к Ливии и Андреасу. «Как хорошо, что у детей появились друзья, — подумал Йоаким. — Этому дому не помешает детский смех».
Он окунул кисть в банку с клеем и стал промазывать следующую стену. Рулон за рулоном разворачивался и ложился на стены, делая комнату светлее и уютнее. Йоаким разгладил пузыри на обоях и промокнул излишки клея губкой. Когда остался только метр стены, Йоаким вдруг заметил, что голоса в гостиной стихли. На хуторе воцарилась тишина.
Йоаким снова спустился со стремянки и прислушался.
— Ливия? Габриэль? — позвал он. — Хотите сока или печенья?
Ответа не последовало. Йоаким вышел из комнаты и пошел в гостиную, но на полпути замер перед окном во двор. Дверь в сарай была открыта. Он помнил, что ее закрывал. На полу в прихожей одежды Андреаса уже не было. Торопливо натянув куртку и ботинки, Йоаким поспешил наружу. Видимо, дети втроем открыли тяжелую дверь. Что они там делают одни в темноте?
Йоаким подошел к входу в сарай.
— Эй!
Нет ответа.
Может, в прятки играют. Он вошел внутрь, вдыхая запах старого сена.
Катрин планировала превратить коровник в галерею, убрав все следы животных. Против воли он снова подумал о жене. Но в тот день он видел, как она выходила из коровника. И у нее было странное, смущенное выражение лица.
В коровнике никого не было, но Йоакиму показалось, что с сеновала доносятся какие-то звуки. На сеновал вела узкая крутая лестница, и он начал по ней подниматься. «Ощущение такое, словно входишь в церковь», — подумал Йоаким. Наверху была огромное пустое пространство для хранения сена с высоким потолком, почти невидным в темноте. Пол был заставлен разным хламом: старые газеты, горшки для цветов, сломанные стулья, старые швейные машинки — кто-то превратил сеновал в склад старья. У стены стояли две старые покрышки для трактора. И как их только сюда подняли?
Увидев сеновал, Йоаким вспомнил
— Ливия? — крикнул он.
Только потрескивание половиц впереди, и никакого ответа. Наверно, дети спрятались и следят за ним из углов. Они прячутся от него. Йоаким огляделся по сторонам и прислушался.
— Катрин? — тихо позвал он.
Нет ответа. Он подождал еще пару минут; на сеновале было тихо, и Йоаким спустился вниз по лестнице.
Вернувшись домой, он нашел детей в детской — там, где ему и следовало их искать.
Ливия сидела на полу и рисовала как ни в чем не бывало. Габриэль, которому старшая сестра, видимо, разрешила играть в ее комнате, сидел рядом и возился с машинками.
— Где вы были? — спросил Йоаким резко.
Ливия оторвалась от своего занятия. Катрин редко рисовала дома, несмотря на то что преподавала рисование в школе, а вот Ливии это очень нравилось.
— Здесь, — ответила она.
— Но до этого вы были на улице? С Андреасом?
— Недолго.
— Вам нельзя заходить в сарай, — сказал Йоаким. — Вы там играли?
— Нет, там нечего делать.
— А где Андреас?
— Пошел домой обедать.
— Хорошо. Мы тоже скоро будем обедать. Но впредь не выходите на улицу, не предупредив. Понятно, Ливия?
— Понятно.
В ту ночь Ливия снова начала говорить во сне. Когда он помогал Ливии чистить зубы перед сном, все было хорошо. Габриэль уже давно заснул, а Ливия с удивлением рассматривала Йоакима в зеркале.
— У тебя странные уши, папа, — констатировала она.
Йоаким отставил в сторону стакан со щеткой и спросил:
— Что ты имеешь в виду?
— Твои уши… они выглядят старыми.
— Старыми? Да нет, вроде они такие же, как раньше. В них что, волосы выросли?
— Да нет.
— Ну вот и хорошо, — сказал Йоаким. — Волосы в ушах или в носу — это никуда не годится.
Ливии хотелось еще покривляться перед зеркалом, но Йоаким мягко вытолкал ее из ванной комнаты. Уложив дочку в кровать, он два раза перечитал историю о том, как Эмиль застрял головой в супнице, и погасил свет. Уходя, он слышал, как Ливия укутывается в одеяло. Рядом с ней по-прежнему лежала кофта Катрин.
Он вышел в коридор, прошел в кухню, сделал себе пару бутербродов и загрузил стиральную машину. Погасив свет в доме, пошел в спальню, где его ждала пустая двуспальная кровать. Стены в комнате по-прежнему были завешаны одеждой Катрин. Но вещи уже утратили ее запах. Одежду надо было убрать, но Йоаким не решался. Он лег в холодную кровать и устремил взор в темноту.
— Мама?
Голос Ливии заставил Йоакима приподнять голову. Он прислушался. Стиральная машина уже выключилась, и часы показывали 23.52. Он спал только час.