Ночной шторм
Шрифт:
— Мама?
Крики продолжались, и Йоаким встал с постели. На пороге детской он остановился.
— Мама?
Ливия лежала под одеялом с закрытыми глазами, но в свете лампы из коридора видно было, как голова девочки резко поворачивается из стороны в сторону. Ливия судорожно сжимала кофту Катрин, и Йоаким склонился над дочерью, чтобы разжать ее пальцы.
— Мамы нет, — сказал он, убирая кофту в сторону.
— Нет, она здесь.
— Спи, Ливия.
Девочка
— Нет, останься со мной, — попросила она.
Йоаким вздохнул, но Ливия уже проснулась, и выбора у него не было. Раньше этим всегда занималась Катрин. Он осторожно прилег на краю короткой детской кровати. Нет, так он никогда не сможет уснуть. Йоаким заснул через пару минут.
Перед домом кто-то был.
Йоаким открыл глаза. В комнате было темно. Он ничего не слышал, но чувствовал, что на хуторе кто-то есть. Сон как рукой сняло.
Где часы? Он понятия не имел, сколько спал. Может, час, а может, три.
Приподняв голову, Йоаким прислушался. В доме было тихо. Слышно было только тиканье часов и размеренное дыхание Ливии.
Поднявшись, он шагнул к двери, и в этот момент за его спиной раздался голос Ливии:
— Папа, не уходи.
Он замер.
— Почему?
— Не уходи.
Ливия лежала неподвижно, лицом к стене. Неужели она говорит во сне? Йоакиму были видны только ее светлые волосы. Он подошел к кровати и присел на край.
— Ливия, ты спишь? — спросил он тихо.
Через пару секунд дочь ответила:
— Нет.
Голос не был сонным.
— Ты спишь?
— Нет, я вижу вещи.
— Вещи? Какие вещи?
— За стеной.
Ливия говорила монотонным голосом. Дыхание ее было спокойным и равномерным, как у спящей. Йоаким нагнулся к ней ниже.
— Что ты видишь? — спросил он.
— Свет, воду… тени…
— А что еще?
— Свет.
— Ты видишь людей?
Пауза. Потом ответ:
— Маму.
Йоаким застыл. У него перехватило дыхание. Что, если Ливия действительно видит «вещи». Не расспрашивай больше, иди спать, сказал он себе, но кто-то словно тянул его за язык.
— Где мама? — спросил он.
— За светом.
— Ты видишь…
— Все стоят и ждут, — перебив его, сказала Ливия. Теперь она говорила громче и быстрее: — И мама тоже с ними.
— Кто все? Кто ждет?
Ливия не ответила.
Она и раньше говорила во сне, но никогда так четко. Йоакиму показалось, что она играет с ним в какую-то игру, но он все равно не мог удержаться от вопроса:
— Как она себя чувствует?
—
— Тоскует?
— Она хочет войти.
— Скажи, что… — Йоаким сглотнул, но во рту у него пересохло. — Скажи, что она может войти.
— Она не может.
— Не может войти?
— В дом — нет.
— Ты можешь с ней поговорить?
Тишина. Йоаким продолжал:
— Ты можешь спросить маму… что она делала на дамбе?
Ливия лежала неподвижно, ничего не отвечая, но Йоаким не сдавался.
— Ливия, ты можешь поговорить с мамой?
— Она хочет войти.
Йоаким выпрямился. Нет никакого смысла спрашивать дальше.
— Попробуй…
— Она хочет поговорить, — прервав его, произнесла Ливия.
— Хочет? О чем? Что она хочет сказать?
Но Ливия молчала.
Йоаким тоже молчал. Он медленно поднялся с постели. Ноги и спина затекли: слишком долго он сидел в одной позе.
Йоаким подошел к окну и выглянул во двор. Он видел только собственное бледное отражение в стекле и больше ничего.
На небе не было ни луны, ни звезд: все затянуто облаками. Во дворе никакого движения, только трава чуть колышется на ветру.
Неужели там кто-то есть? Йоаким опустил штору. Выйти на улицу означало оставить детей одних. Йоаким не мог на это решиться. Он стоял перед окном, не зная, что ему делать. Наконец он повернулся к кровати, сказав:
— Ливия?
Никакого ответа.
Дочь спала. Йоакиму хотелось разбудить ее и спросить, что еще она видела во сне, — но он не осмеливался. Вместо этого он поправил ей одеяло и вернулся в спальню. Накрывшись с головой одеялом, он лежал, вслушиваясь в темноту. В доме было тихо. Йоаким думал о Катрин. Прошло много часов, прежде чем он наконец заснул.
12
Конец ноября. Вечер.
Пасторский хутор располагался в полукилометре от деревни на краю леса. Этот хутор уже давно не имел отношения к церкви: Хенрик знал, что его купили пенсионеры из Эммабоды.
Хенрик с братьями Серелиус припарковали машину в соседней роще. С собой они взяли только пару инструментов и рюкзаки, чтобы было куда складывать награбленное. Перед выходом все запили белый порошок пивом. Хенрик нервничал, поэтому много пил. Все дело было в этой чертовой спиритической планшетке — причуде братьев Серелиус.
Они вызывали духов и этим вечером тоже. Хенрик выключил свет, а Фредди зажег свечи.
Томми поставил палец на стакан и произнес:
— Есть тут кто?