Шрифт:
Anabelle Bryant
LONDON’S LATE NIGHT SCANDAL
Эта книга посвящена читателям любовных историй всего мира.
Ваша вера в надежду, любовь и счастливое навсегда – это драгоценный дар.
Ваши неизменный оптимизм и преданность
Дэвиду и Николасу, которые всегда в моем сердце.
Глава 1
Лондон, 1817
Лорд Мэтью Стрэтмор, граф Уиттингем, хлестнул кожаными поводьями и пустил быстрым галопом свою четверку серых в яблоках лошадей.
– Вы боитесь непогоды.
– Какое ценное замечание, Коггз. – Уиттингем нетерпеливо вздохнул. – Ты не только выдающийся мастер на все руки, но и проницателен сверх меры, причем в любых обстоятельствах. – Он быстро отвел взгляд от бесконечной ленты дороги, чтобы взглянуть на сидящего рядом слугу. Коггз был скорее другом, нежели камердинером; однако этот человек обладал талантом время от времени здорово злить графа, и сейчас, похоже, такое время как раз настало.
И чем больше удалялись они от Лондона, тем суровее становилась погода, из пронизывающе-холодной сделавшись почти морозной, и теперь, в эти последние несколько миль, каждый выдох, облачком вылетающий изо рта, напоминал путникам, что длительное пребывание на этом излишне свежем воздухе может закончиться для них весьма плачевно.
Еще хуже было то, что они находились вдали от знакомых оживленных дорог, где какой-нибудь упрямый – если не сказать безрассудный – путник мог бы наткнуться на их сраженные холодом, окоченевшие трупы. Таким образом, единственная надежда добраться до пункта назначения раньше, чем наступит ночь, зависела от того, сумеет ли Уиттингем заставить своих чистокровных жеребцов припустить во весь опор.
– Вам будет теплее внутри кареты. У вас же ни шляпы, ни теплого кашне, а ветер кусается, что твоя собака; а ведь дело едва повернуло к вечеру.
– Если ты уселся на это сиденье лишь для того, чтобы исполнять роль няньки, то я предлагаю тебе отправиться внутрь и составить компанию Джорджу.
На последнем постоялом дворе Уиттингем настоял на том, чтобы самому взять поводья у юного кучера, поскольку тот боялся хлестнуть лошадей посильнее. Да и Уиттингем считал неправильным подвергать Джорджа превратностям жестокого климата из-за того, что сам же не подумал и в спешке решил собраться в дорогу, несмотря ни на что.
Кроме того, он не мог больше выносить пребывания в тесной карете – со скрюченными под неудобным углом ногами. В его левой ноге пульсировала ужасная боль – и неважно, что ставшее тому причиной огнестрельное ранение приключилось добрых десять лет назад. С тех пор, чтобы разбередить боль в ноге, было достаточно малейшего повода. Ограниченное пространство кареты, ухабистая дорога и жестокий холод гарантировали, что за свое решение Уиттингем заплатит сполна. Разве что могилу рыть не придется.
– Я лучше посижу тут – вдруг понадоблюсь.
Очнувшись от мрачных размышлений, Уиттингем вернулся к разговору и одобрительно кивнул Коггзу. Настроение
– Ты уверен? Представляю, как Джордж укутал колени шерстяным одеялом, в ногах у него горячий кирпич…
Образ оказался слишком заманчивым, чтобы продолжать рисовать его в своем воображении. Уиттингем помассировал больную ногу и поглядел на небо. Если не разразится снежная буря, они доберутся до Лейтон-Хауса еще до наступления ночи. Но холод – это серьезное препятствие. Холод и сырость могут унести их на тот свет.
– Тебе следует ехать в карете. Я постучу по крыше, если ты мне понадобишься.
Камердинер тоже взглянул вверх и покачал головой.
– Далеко ли нам еще?
Уиттингем сразу же раскусил эту хитрую уловку Коггза – так слуга ловко обошел неудобный вопрос ранения, которое жестоко ограничивало возможности графа. Решительно этот парень заслуживал лучшего работодателя.
– По крайней мере еще час, если дорогу не заметет. Лейтон-Хаус стоит на землях вблизи западной границы Оксфордшира.
– Сразу видно гостеприимного хозяина! Пригласил вас по первому требованию.
– Согласен. – Уиттингем мотнул головой, убирая ото лба отросшую прядь волос. Он давно пренебрегал необходимостью стричься, как и прочими рутинными делами, проводя время за чтением книг. – Мои занятия имеют первостепенную важность.
– Мне это отлично известно.
– Ты, кажется, чем-то недоволен? – Уиттингем замедлил ход лошадей до бодрой рыси. Дорога пошла под уклон, вся покрытая каменистыми кочками да неровными ямами достаточного размера, чтобы туда провалилось лошадиное копыто – в таком случае он останется и вовсе без ноги. Все повторяется, отметил про себя граф и, как только дорога выровнялась, одним ударом поводьев снова пустил лошадей во весь опор, буквально рискуя сломать шею.
– Ничего подобного, – буркнул Коггз, тем не менее запахивая плотнее ворот сюртука в тщетной попытке защититься от ветра. – Меня отнюдь не удивляет, отчего это вам неймется. В своих ученых занятиях вы никогда не отличались терпением. Стоит вам сформулировать гипотезу, и вы тотчас же бросаетесь на поиски доказательств. С чего бы теперь было иначе?
– Рад, что восемь лет службы не прошли для тебя даром, – ответил Уиттингем. – Право, ты неплохо меня изучил, однако пора бы тебе уже определиться. Не ты ли без конца твердишь, что я должен жить полной жизнью, идти навстречу новым приключениям и покончить с затворничеством, на которое меня обрекают ученые занятия? Но теперь, когда я следую твоему совету, ты, кажется, снова недоволен.
Но потом разговор почти иссяк. Уиттингем отдавал себе отчет в том, он может сойти за одержимого со своим образом жизни ученого-затворника и изрядно раздражать свою прислугу. Осознав факт своего увечья, он прошел академический курс. Ранение в колено подтачивало его здоровье, отнимая надежду, что он, подобно прочим джентльменам, когда-нибудь сможет наслаждаться галантными роскошествами. Верховую езду он еще мог терпеть, но не получал удовольствия, как прежде. О танцах речь вообще не шла. Как правило, боль говорила с ним тихим шепотом, напоминая таким образом об ошибке прошлого.