Ночной скиталец
Шрифт:
— Ланс, мне жаль, что все пошло так плохо.
Ланс пожал плечами, пытаясь выдавить из себя улыбку, насмешку, какое-то умное замечание, чтобы отмахнуться от сочувствия брата, но впервые, казалось, не мог найти сил для этого. Он раздумывал, предложил бы Вэл утешение с такой готовностью, если бы знал причину, по которой ухаживания Ланса ни к чему не привели.
Брат предупреждал Ланса о том, что будет, если продолжать этот нелепый маскарад. Вэл был слишком благородным, чтобы сказать: «Я же тебе говорил», — но он бы непременно высказал
Вэл, конечно, настаивал бы на том, чтобы сказать Розалин правду, и Ланс сам задумался о такой возможности. Но только на мгновение. Он внутренне содрогнулся от одной этой мысли. Розалин не только была бы раздавлена и унижена, она бы возненавидела Ланса за это и, вероятно, никогда бы не согласилась выйти за него замуж.
А для человека, который собирался до конца жизни оставаться холостяком, он вдруг слишком решительно захотел жениться.
Ланс стряхнул руку Вэла и распрямил плечи, приняв новое решение.
— Совершенно ясно, что можно сделать только одно. Я должен найти способ заставить Розалин выйти за меня замуж.
Он отвернулся от окна и обнаружил, что Вэл с ужасом разглядывает его.
— Заставить? Ланс, ты не можешь сделать это!
— Почему нет? Ты один из тех, кто с самого начала настаивал, что я должен спасти ее честь, что она моя избранная невеста.
— Да, но… но…
— Что ты думаешь, я собираюсь делать? Просто сдаться и позволить ей вернуться к этим двум гарпиям, чтобы они похоронили ее в желе из телячьих ног и черном крепе на всю оставшуюся жизнь? Или выбросили на улицу, где Бог знает, что может с ней случиться?
Глаза Вэла сузились, в течение нескончаемого мгновения он изучал Ланса, который чувствовал себя все неуютнее.
— Боже мой, Ланс! Ты влюбился в нее, — выдохнул наконец Вэл.
— Нет, просто… просто мне не нравится видеть ее несчастной, вот и все. Я никогда не думал, что услышу от себя такое, но даже брак со мной был бы лучше, чем жизнь, которую она вела со дня смерти своего мужа.
— Я согласен, но, Ланс, ты вряд ли можешь привести Розалин в церковь, угрожая ей мечом.
— Разве не могу? — возразил Ланс, задержавшись у стола, чтобы погладить рукоять меча Сент-Леджеров. — Во всяком случае, у этой проклятой вещи будет хоть какое-то практическое применение.
— Ланс!
Ланс с унылой усмешкой оттолкнул меч в сторону.
— Не беспокойся, Валентин. У меня нет намерения жестоко обращаться со своей леди. Но, боюсь, есть только одно иное решение.
Ланс чувствовал отвращение от одной лишь мысли о том, что предстояло сделать, но не видел способа избежать этого. Он тяжело вздохнул.
— Он должен снова навестить ее и убедить. Она послушается только его.
Вэл недоуменно нахмурился.
— О ком ты говоришь?
— Сэр Ланселот дю Лак, — с горечью произнес Ланс. — Розалин готова сделать для него все, что угодно, хотя будь я проклят, если понимаю, почему.
Он сердито нахмурился
— Чертов идиот в кольчуге. Что он такого сделал, кроме как читал ей поэмы? Это ведь мой поцелуй заставил ее потерять голову.
— Но, Ланс, ты… я имею в виду, он… — Вэл смешался, бросив на брата взволнованный взгляд. — Ты действительно начинаешь беспокоить меня.
«Ничего удивительного», — подумал Ланс. Он и себя начинал беспокоить. Но прежде чем он смог убедить брата, что не собирается сходить с ума, их прервали.
Коротко постучав в дверь, робкая горничная просунула в комнату голову, чтобы сообщить о том, что прибыл капитан Мортмейн и просит мастера Ланселота уделить ему несколько минут.
Ланс с Вэлом обменялись удивленными взглядами. Как бы часто Ланс не приглашал Рейфа в свой дом, тот всегда решительно отказывался. Нога Рейфа не ступала рядом с Замком Леджер с того давно прошедшего лета, когда закончилось его короткое пребывание у Сент-Леджеров, и он ушел в море.
Ланс не мог представить себе, что же наконец заставило Рейфа преодолеть эту нелюбовь к визитам, но ему не пришлось слишком долго удивляться. Дрожащая горничная проводила Рейфа в библиотеку. Выглядела она такой испуганной, как будто позволила самому дьяволу вырваться на волю.
Рейф помедлил в дверном проеме, ожидая, пока горничная исчезнет. Грозная фигура в форме, военный покрой морского кителя подчеркивал аккуратную стрижку его темных волос и искусно подбритые усы.
Но что-то в позе друга заставило Ланса вспомнить тот день много лет назад, когда его мать впервые привела Рейфа в эту же комнату.
Тогда библиотека использовалась для уроков, и Ланс с братом и сестрами подняли головы от книг, чтобы широко раскрытыми глазами посмотреть на создание, которое Мэделин Сент-Леджер привела к ним.
Тощий паренек, чьи руки и ноги торчали из поношенной одежды, копна темных волос свешивалась на брови, наполовину закрывая самые жесткие и сердитые глаза, которые Ланс когда-либо видел. Для Ланса, его брата и сестер это был первый взгляд на одного из тех ужасных людей, о которых они слышали так много мрачных слухов.
— Мортмейн! — Ланс вспомнил зловещий шепот, которым они обменивались, пока не были утихомирены мягкими замечаниями матери.
— Дети, — Мэделин Сент-Леджер сказала с решительной, но теплой улыбкой. — Это Рейф — друг, который останется с нами на некоторое время, и я надеюсь, что вы поможете ему почувствовать себя как дома.
Друг? Ланс вспоминал, что тогда он в первый раз за восемь лет его жизни усомнился в мудрости матери. Паренек испуганно маячил на пороге, его тонкие черты источали вызов. И все же в поведении Рейфа было достоинство, которое даже тогда восхитило Ланса, а под защитной броней полудиких манер, в глазах Рейфа, он обнаружил что-то еще: неуверенность, голод жадного зверя, пытающегося найти в себе достаточно веры в людей, чтобы подойти ближе к манящему костру.