Ночной убийца
Шрифт:
– Ее отец подвел провод под напряжением в двести двадцать вольт к насосу, который находился у озера. В одном месте два куска были соединены не слишком надежно, и они начали расползаться. Так думают родители Люси. Она схватила их, чтобы навести порядок. Они не знают, что именно она сделала, но последовала вспышка, и девочка получила мощный удар током по обеим рукам, кроме того, разряд прошел по спине и лопаткам… Мы тебе покажем. Нам нужно пересадить кожу, в некоторых местах приходится растягивать ее.
Вскоре разговор за операционным
– После всего, что произошло, она жила во лжи, заставляя страдать своих близких, – начала одна из медсестер, – Лучше бы она ушла от мужа.
– Ну да. И семья бы распалась. Интрижка на стороне еще не означает, что она не любила мужа и детей.
– Это была совсем не интрижка.
Тихо играла музыка, кто-то оставил включенным маленький приемник. На столе, под руками и скальпелем Уэзер, истекала кровью Люси.
Они срезали кожу с бедра девочки, чтобы прикрыть часть раны. Устройство для пересадки кожи выглядело как нечто среднее между электрошлифовальной машиной и резаком для дерна.
– Мне кажется, потом ей будет больно, – не выдержал Лукас, – Очень больно.
– Тут я бессильна, – не поднимая головы, ответила Уэзер, – Ожоги хуже всего. Кожа не регенерирует, но нужно как-то прикрыть рану, чтобы предотвратить заражение. А для этого необходима пересадка и растяжка… В первые два раза нам не удалось получить достаточное количество ее собственной кожи для полной пересадки, и мы использовали временные материалы, но оставлять их нельзя, потому что организм отторгнет их.
– Может быть, тебе следовало сказать Люси, что будет больно, когда ты разговаривала с ней перед операцией, – заметил Лукас.
Уэзер на мгновение подняла глаза, обдумывая его слова, но потом покачала головой и снова принялась за работу.
– Я не говорила, что не будет больно. Задача состояла в том, чтобы привести Люси сюда без скандала и сопротивления. А перед следующей операцией я смогу сказать, что это в последний раз.
– И это будет правдой?
– Надеюсь, – ответила Уэзер, – Возможно, нам понадобится немного скорректировать нашу работу, если останутся слишком заметные шрамы. Но в любом случае пройдет довольно много времени, прежде чем в этом возникнет необходимость.
– Хм.
Уэзер бросила на него спокойный серьезный взгляд поверх маски, стараясь держать испачканные кровью руки в стороне от ран девочки. Медсестры также посмотрели на Лукаса.
– Я не терапевт, – сказала Уэзер, – Мое дело – хирургические операции. Иногда избежать боли нельзя. В наших силах лишь исправить то, что требует исправления, и через некоторое время боль пройдет окончательно. Ничего лучше я сделать не могу.
Позднее, когда операция завершилась и они на несколько минут зашли в кабинет хирурга, чтобы отдохнуть,
– Ну и как тебе?
– Интересно. Впечатляюще.
– И все? – В ее голосе появилось необычное выражение.
– Никогда прежде я не видел, как ты руководишь людьми. У тебя хорошо получается, – сказал Лукас.
– Замечания есть?
– Конечно нет.
Уэзер встала.
– Мне показалось, тебя что-то смущало, когда ты наблюдал за мной.
Лукас опустил глаза и покачал головой.
– Операция производит сильное впечатление. Признаюсь, я ожидал чего-то совсем другого. Кровь и запах, когда ты делала прижигание, а еще устройство, срезающее кожу, – все это потрясло меня. Жестокое зрелище.
– Иногда так и есть, – сказала Уэзер, – Но больше всего тебя встревожило мое отношение к Люси.
– Я даже не знаю…
– Мне нельзя сопереживать, – сказала она, – Я должна отключить эту способность. К некоторым пациентам я испытываю огромную симпатию, например к Люси, но во время операции не имею права думать о том, что им будет больно, или сомневаться в правильности своих действий. Подобные вопросы я решаю до этого. В противном случае я все испорчу.
– Мне это кажется несколько равнодушным, – признался Лукас.
– Я хотела, чтобы ты посмотрел, как я работаю, – сказала она, – Лукас, та часть моей сущности, которую ты бы, наверное, назвал личностью хирурга, отличается от меня в другой жизни. Я должна принимать жесткие решения, и я принимаю их. И руковожу людьми. У меня это очень неплохо получается.
– Ну…
– Дай мне закончить. С тех пор как я сюда переехала, у нас не раз бывали замечательные моменты в постели. Мы прекрасно проводили время вместе, нам было хорошо. Но здесь я такая, какой ты видел меня сегодня.
Лукас вздохнул и кивнул.
– Я знаю. И восхищаюсь тобой, честное слово.
По ее губам скользнула скупая улыбка.
– В самом деле?
– Да. Просто теперь я понял, что твоя работа труднее, чем я предполагал.
«Гораздо труднее», – подумал он, когда уходил из больницы.
В его мире и в мире Джен Рид, если уж на то пошло, лишь немногие вещи оставались кристально ясными. Лучшие игроки всегда подсчитывали вероятности. Ошибки, глупость, оплошности, ложь и несчастные случаи являлись неизбежной частью процесса. В мире Уэзер они выходили за рамки повседневности; любая небрежность имела непростительные последствия.
Хирургия оказалась особым миром. Кровь не слишком тревожила Лукаса, но моменты, когда скальпель замирал над здоровой кожей и Уэзер принимала спонтанные решения, вызывали у него дрожь. Резать, когда иного выхода нет, когда нужно действовать быстро, – одно дело; хладнокровно решать судьбу человека, в особенности если речь идет о ребенке, пусть для его же блага, – совсем другое. Для этого требовалась удивительная твердость духа, ни с чем подобным Лукас не сталкивался на улице. Если не считать психопатов.