Ночной ураган
Шрифт:
Нет, он не хотел жениться на графине. Вообще ни на ком не хотел жениться.
Но что ему все-таки делать с Джинни? Завещание Джеймса составлено таким образом, что вся ответственность ложится на Алека. Джеймс понимал, что Джинни не может унаследовать верфь, в противном случае не пройдет и нескольких месяцев, как наступит разорение. Подал Алеку, как говорится, на блюде и верфь, и весьма строптивую дочь.
Что ему делать? Джинни казалась призраком, отрешившимся от всего, от него, от окружающего мира, с той минуты, как
Алек поморщился от боли, вспомнив прерывистую исповедь Джинни перед телом отца. Угрызения совести превосходили, казалось, все мыслимое и немыслимое, вина неотступно терзала ее. Алек искренне сожалел о собственной роли в том, что произошло, но так вышло, она была в его постели, и ничто не могло изменить этого.
Почему не жениться на ней?
Алек рассмеялся. Мертвец принуждает его, заставляет из могилы, и все же Алек не особенно огорчался. Он решил поговорить с Холли.
Алек нашел свою дочь в спальне на втором этаже восточного крыла. Холли, независимая и совершенно самостоятельная крохотная личность, сидела на полу, скрестив ноги, всецело занятая моделями кораблей.
— Холли, — тихо сказал он, чтобы не испугать девочку. Подняв голову, малышка взглянула на него не по возрасту мудрыми глазами.
— Здравствуй, папа. С Джинни все в порядке? Она такая бледная и печальная.
— Она здорова, малышка.
Алек сел на пол рядом с дочерью и поднял кораблик, крохотную четырнадцатипушечную бригантину.
— Это «Эглантина», папочка, французская. Затонула недалеко от Гибралтара, в 1804 году.
— Верно, — рассеянно подтвердил Алек, отложив бригантину. — Холли, я хотел бы поговорить с тобой насчет Джинни.
Дочь вопросительно склонила набок голову. Какая все-таки смышленая девчонка!
— Я выслушал сегодня завещание мистера Пакстона. Оно достаточно сложное, но, если говорить коротко, он хочет, чтобы я женился на Джинни. У нее не осталось никого из родных, ни одного человека. Я хотел бы, чтобы ты подумала над этой идеей, Холли.
— Ты обязан жениться на ней?
Алек отрицательно покачал головой.
— Хорошо, — кивнула Холли, поднимая модель английского фрегата «Гальсион».
— Что именно?
— Ну… если бы ты чувствовал, что тебя вынуждают жениться, это было бы совсем плохо. Тогда ты не захотел бы жениться.
— А ты хочешь, чтобы я женился на ней?
— Мне нравится Джинни. Она даст мне маленьких братиков и сестричек?
— Вполне возможно. Мне бы этого хотелось.
— Ей сейчас ужасно плохо, папа.
— Знаю, Холли, знаю. Нужно ей помочь. Сделать так, чтобы она почувствовала себя лучше.
— Как думаешь, она захочет посмотреть мою коллекцию?
— По-моему, она будет очень рада.
Алек поужинал один, в столовой Пакстонов, испытывая странное ощущение, словно он владелец этого дома, которому воздаются едва ли не королевские почести. Мозес почтительно
Ему сказали, что Джинни попросила принести ей поднос в комнату.
Алек попробовал кусочек рагу из зайца. Неплохо. Немного переперчено, но неплохо. Он положил на тарелку нож с вилкой. Нет, он не голоден. И жажды не испытывает.
— Мисс Джинни поужинала, Мозес?
— Да, cap. Ленни отнесла ей поднос.
— Я скоро поднимусь к ней, — вздохнул Алек. — У нас некоторые затруднения, Мозес.
— Да, cap. Мисс Джинни… то есть она девушка стойкая, но… кроме ее папы… у нее никого не было, трудно ей пришлось, cap.
— Знаю. Наверное, я попытаюсь увидеться с ней сейчас. Если услышите звон разбитой посуды… не важно, Мозес, не обращайте внимания.
— Да, cap.
Через пять минут Алек остановился у двери спальни Джинни, поднял руку, чтобы постучать, но тут же опустил. Она плакала.
Он расслышал приглушенные всхлипы, и от этих жалобных звуков внутри у него все перевернулось. Она не плакала с той минуты, как узнала о смерти отца, по крайней мере он не видел ее плачущей. Хорошо, что она может немного облегчить скорбь. Однако Алек обнаружил, что не может вот так просто повернуться и уйти. Бесшумно открыв дверь, он вошел в комнату. На камине горел единственный канделябр, так что почти вся спальня была погружена в темноту. Несколько секунд Алек не двигался, выжидая, чтобы глаза привыкли к полумраку.
Джинни сидела на подоконнике, подтянув колени к подбородку, прижавшись к ним лицом. Тело ее сотрясалось. Алек тихо подошел к ней и положил руку на плечо.
— Джинни!
Девушка вскинулась:
— Уходи, Алек. Немедленно! Оставь меня в покое!
— Не уйду. Хватит здесь места и для меня? Наверное, хватит.
Он подвинул девушку и устроился рядом.
— Вижу, ты совсем ничего не ела.
— Не люблю тушеного зайца.
Алек вынул из кармана носовой платок и, приподняв ее подбородок, вытер глаза.
— Что ты хочешь?
Алек, не отвечая, продолжал свое занятие, пока Джинни, вцепившись в его запястье, не отвела руку.
— Убирайся, Алек. Я больше не хочу тебя видеть.
— Выслушай меня, Джинни, — начал Алек, но тут же замолчал, увидев полные боли глаза. Господи, это уж слишком… так живо воскрешает те ужасные дни после гибели Несты…
Алек привлек ее к себе, положил голову девушки себе на плечо:
— Мне очень жаль, дорогая. Я знаю, это тяжело. Господи, я все знаю…
И эта нежность окончательно доконала Джинни, оказалась последней каплей. Джинни снова заплакала, тихо, безнадежно, покорно. Алек продолжал говорить с ней, сам не зная о чем, бормоча всякую бессмыслицу, давая ей выплакаться, вылить печаль, облегчить душу. Сам он не мог плакать, и лишь поэтому скорбь сжирала его многие месяцы.