Ночной волк
Шрифт:
— Как же вас одну отпустили?
— У меня была переводчица, но очень глупая и упрямая, я ее прогнала. Когда я плачу деньги, я хочу иметь то, что нужно мне, а не то, что удобно ей.
Машина так и стояла у тротуара.
— Так куда вас отвезти, где вы хотите побывать?
— Я хочу побывать везде, — сказала дама, — я хочу нанять вас на весь день, чтобы вы мне все показали. Завтра я улетаю в Грецию, потом в Италию, оттуда домой. Так что сегодня мне надо посмотреть все.
Чехлов осторожно заметил:
— Весь день — это дорого.
— Что
— Боюсь, долларов сто, — проговорил Чехлов, бледнея от собственного нахальства.
Дама сказала уверенно:
— Вам не надо бояться. Сто долларов — хорошая цифра. Возьмите!
Она небрежно вынула из сумочки зеленую бумажку.
Чехлов не спеша поехал в сторону центра.
— Вы тут с группой? — спросил он, пытаясь определить ее здешний статус.
Дама возразила почти надменно:
— Я одна. Я вообще одна. Я была замужем, но потом развелась. Я свободная американская женщина, — закончила она и засмеялась.
Сколько же ей лет, думал Чехлов, искоса поглядывая на полное гладкое лицо. Тридцать? Сорок? Сорок пять? Черт их поймет, этих ухоженных иностранок…
Даму звали Ронда. Чехлов повез ее в центр, прокатил вокруг Кремля, пешком они прошлись по Красной площади. Ронда сделала пяток фотографий и попросила Чехлова снять ее на фоне Мавзолея.
— Это тот самый Мавзолей, — уточнила она, — с вашим лидером?
Чехлов заверил, что тот самый. Фамилию Ленина она не помнила. Вот и все, подумал Чехлов, вся цена земной славе. У нас тут орут, в драку лезут, вождь или злодей, хоронить, не хоронить. А для заезжей бабенки просто узнаваемый экспонат, фон для фотографии, вроде римского цирка или египетской пирамиды. Хотя Хеопса, наверное, помнит.
Разговор шел по-английски, но, когда слов не хватало, Чехлов переходил на испанский. Она спросила, откуда он знает язык. Чехлов ответил, что одно время подрабатывал переводами, вдаваться в подробности не хотелось.
— А вы кто по профессии? — спросил он как бы из вежливости, хотя его и вправду интересовало, чем занимается и на что живет свободная американская женщина.
— Я журналистка, — сказала Ронда, — отчасти журналистка. Я не нуждаюсь в деньгах и могу не работать. Но мой отец издает журнал и две газеты, я иногда для них пишу. После этой поездки я напишу о России. У нас многие люди не бывали в России, им будет интересно.
Чехлов с трудом приткнул машину на бульваре, они походили по Старому Арбату, и он сфотографировал Ронду на фоне двух парней, поющих под гитару.
— О чем они поют? — спросила она.
Чехлов ответил, что о любви.
— Это хорошо, — одобрила свободная американская женщина, — молодые люди должны петь о любви.
Часам к шести она проголодалась, и они пошли в ресторан.
— Это русский ресторан? — спросила Ронда подозрительно. Чехлов ответил, что русский, самый настоящий русский. Ронда удовлетворенно кивнула и заметила, что в России нужно питаться в русских
На очереди были музеи, но от них Ронда отказалась, сказав, что уже посетила два музея в Санкт-Петербурге. После обеда оба чувствовали себя гораздо свободнее, потому что разговор шел почти полностью на испанском, где, в отличие от сдержанного английского, можно обращаться на «ты».
— Куда теперь, — спросил Чехлов, — что тебя еще интересует?
— Меня интересует, — сказала Ронда, — простая русская семья. Я хочу знать, как живут простые русские люди. Мой отец очень богатый человек, но газеты, которые он издает, покупают простые люди. А простым людям всегда интересно, как живут простые люди в другой стране.
Чехлов задумался — в какую же простую русскую семью привести эту забавную попугаиху? Ронда помогла:
— У тебя есть семья?
— Жена, две дочки. Правда, уже взрослые.
— Давай посмотрим твою семью.
Вариант был не из лучших. Конечно, Анька понимала, чем теперь зарабатывает муж, но с клиентами ни разу не сталкивалась, проза плебейской профессии существовала вне их общего мира, в их общий мир проникали только деньги, а деньги не имеют родословной. В семье Чехлов по-прежнему держался «паном профессором», пусть и в износившейся мантии. А прийти домой леваком, да еще и с выгодной клиенткой, которую надо ублажать…
— Давай! — поторопила с решением свободная американская женщина.
Чехлов поискал глазами телефон-автомат, набрал номер.
— Ань, тут вот какое дело. Я показываю Москву одной американке, она хочет заехать к нам. К чаю чего-нибудь найдется?
— Прямо сегодня?
— Именно сегодня.
— А отвертеться нельзя?
— Она дала сто долларов, — веско проговорил Чехлов.
— Сто долларов? — испугалась жена.
— Сто долларов.
— Ну хорошо, ты можешь немного потянуть? Я приберусь, в магазин сбегаю…
Чехлов немного потянул: свозил Ронду на Воробьевы горы, показал сверху вечернюю Москву. У торгашей, облепивших смотровую площадку, американка купила три матрешки: с русской красавицей в кокошнике, с президентом Бушем и с Кремлем. Среагировав на ее пестрый балахон и пончо, торгаши запросили втрое, но Чехлов быстро опустил их до настоящей цены.
— Ну что, едем к твоей жене? — спросила Ронда.
Чехлов кивнул — времени прошло достаточно, наверняка Анька приготовилась и ждет.
— Теперь мы должны купить цветы, — сказала американка, — к женщине надо приходить с цветами. Где у вас продают цветы?