Ночные эскадрильи люфтваффе. Записки немецкого летчика
Шрифт:
Шнауфер снял пушку с предохранителя, большой палец его правой руки лег на боевую кнопку. Он чувствовал, что все орудия британца нацелены на него.
— Дистанция 300, 200, 150 ярдов. Не успел радист закончить последнее сообщение, как весь экипаж обезумел от ужаса. Мощные осветительные бомбы залили самолет ярким, почти дневным светом. Осколок снаряда пронзил фонарь кабины и вырвал радар из рук радиста. Шнауфер отреагировал молниеносно: отвел самолет прочь, и это спасло ему жизнь. Британец продолжал огрызаться. Трассы пронеслись над кабиной Шнауфера. Он прикрыл ладонью глаза, избавляясь от слепоты, вызванной осветительными бомбами. Глаза потихоньку привыкали к темноте. «Церемониймейстер», вероятно, был еще очень близко, и буря в любой момент могла разразиться во второй раз.
— Проклятье, —
Текли секунды. Воздушный поток от винта подхватил истребитель и швырнул вниз, как клочок бумаги. Шнауфер выровнял самолет и вдруг увидел тонкий фюзеляж британца и широко раскинутые крылья. Как атаковать? Наверное, лучше снизу. Шнауфер спикировал под бомбардировщик, смутно маячивший на фоне неба, задрал нос самолета и стрелой бросился на врага. Однако тот заметил маневр и осыпал истребитель трассирующими снарядами. Только железные нервы и здравый смысл спасли Шнауфера. Он выдержал две секунды и выстрелил из пушки. «Церемониймейстер» взорвался, гигантский фейерверк рассыпался в небе. Горящие обломки упали на самолет Шнауфера и подожгли правый мотор. Осветительные бомбы, зеленые, красные и желтые ракеты медленно плыли к земле. Мотор продолжал гореть, и пришлось его отключить. К: частью, поблизости не было ни одного британского ночного истребителя, иначе Шнауфер был бы обречен. Это произошло юго-западнее Штутгарта.
Теперь Шнауфер летел в потоке британских бомбардировщиков, направлявшихся к ложным целям: около 400 самолетов сбросили свой смертоносный груз в чистом поле. И вдруг огромная черная тень возникла над кабиной поврежденного самолета Шнауфера. Бдительный стрелок поймал вражеский самолет в перекрестье прицела и нажал на гашетки пулеметов. Ему повезло.
Бензобаки бомбардировщика вспыхнули, и британец рухнул на землю.
— Отличная работа, Вильгельм, — похвалил Шнауфер. — Однако пора удирать. На одном моторе не до шалостей.
Он резко спикировал, и час спустя экипаж-победитель приземлился в Сент-Тронде.
Некролог. Шнауфер честно сражался. Он получил повышение, став командиром авиагруппы и был награжден бриллиантами к своему Рыцарскому кресту. Как-то холодной февральской ночью 1945 года он вылетел из Гютерсло и за девяносто минут сбил семь четырехмоторных бомбардировщиков. Уникальное достижение в истории немецких ночных истребителей. В жестоких воздушных боях он и его экипаж довели количество побед до 126.
В конце войны британцы перевезли истребитель Шнауфера в Англию. Лондонцы могли увидеть его «Ме-110» в Гайд-парке. Покачивая головой, они считали метки на хвостовом оперении, обозначавшие сбитые самолеты противника: 124, 126… Они с удовольствием привезли бы в Лондон и самого Призрака Сент-Тронда, но Шнауфер лежал в госпитале и не испытывал никакого желания быть выставленным на обозрение в Гайд-нарке.
Трагический конец подкараулил его после войны. К восторгу своей матери, Шнауфер занялся семейным винным бизнесом в родном Городке Кальве с той же энергией, какую проявил на фронте. Этот летчик, тысячу раз рисковавший жизнью в бою, погиб во время деловой поездки по Франции. Он вел свой автомобиль по идеально прямой лесной дороге, когда из-за поворота выскочил грузовик. Шнауфер нажал на тормоза, но не смог избежать столкновения. Не приходя в сознание, лучший из немецких летчиков — ночных истребителей второй мировой войны скончался от травм вдали от родного дома.
Глава 16
Моя личная группа
В Сент-Тронде мне не повезло: два вылета и ни одной победы. Вскоре меня отправили обратно в Венгрию. Во время моего отсутствия там царило затишье. Никаких достойных упоминания происшествий, кроме одного: наш командир Полди Феллерер женился на хорошенькой венгерской девушке. Мы веселились до поздней ночи и пили за здоровье молодой пары. В тот вечер Полди отвел меня в сторону и сказал, что я назначен командиром усиленной эскадрильи. Приказ из штаба дивизии может поступить в любой момент. Так и случилось на следующий день. Место дислокации моей новой эскадрильи — Нови-Сад под Белградом. Моя задача — помешать британцам перебрасывать
Солнце безжалостно иссушало равнину. Жарко было даже в кабинах самолетов. Ближе к югу появились зеленые поля и сады. Мы пролетели над Бачкой, районом, где проживало немецкое меньшинство. Здесь деревни были побольше и живописнее, а ноля лучше обработаны — Мы приветствовали соотечественников покачиванием крыльев, а они махали нам яркими тряпками и подбрасывали в воздух шапки. Через семьдесят минут полета на горизонте появилась невысокая горная цепь Фруска-Гора. Дунай здесь поворачивает на восток к Румынии. Нови-Сад расположен чуть южнее горной цепи. Мы приземлились с короткими интервалами и поставили самолеты перед маленькими ангарами. Нас встретил улыбающийся адъютант, обер-лейтенант Шуллейт, командовавший прежде эскадрильей. Я выслушал его рапорт.
Все было в порядке. Подготовлены ремонтная мастерская, столовая, комнаты отдыха, казармы. Венгры вели себя очень вежливо и старались выполнять все наши желания. Шуллейт оказался не только безукоризненным организатором, но и великолепным переговорщиком. Венгерский офицер связи говорил на ломаном немецком и ужасной смеси других языков; когда Шуллейт исчерпывал все свои знания немецкого и переходил на родной язык с отчаянной жестикуляцией, он делал вид, что все понимает, и кротко приговаривал: «Ага, ага». Его так и прозвали — Ага. Уже в день нашего прибытия к вечеру я смог доложить командиру дивизии, что эскадрилья готова к боевым вылетам.
Июльские ночи в Венгрии очень жаркие, и в ожидании приказов по дивизии мы прохлаждались в шезлонгах перед зданием штаба на краю летного поля. Я объяснил экипажам наши задачи, предупредив, что бороться: британскими самолетами-снабженцами мы будем двумя волнами. Первой волне предстояло атаковать британцев на пути к Варшаве, второй — на обратном пути к Фодже. Для аварийных посадок в нашем распоряжении взлетно-посадочные полосы Будапешта, Белграда и Сомбора. Летать придется над территорией, контролируемой партизанами, поэтому каждый экипаж должен брать с собой автомат и трехдневный запас провизии. Более ого, в случае вынужденной посадки в партизанской зоне все мундиры необходимо уничтожить, иначе не останется шансов вернуться домой живыми. Штурман наведения обер-фельдфебель Крамер доложил, что летное поле готово для посадки, и в подтверждение своих слов гордо включил ограничительные огни летного поля и взлетно-посадочной полосы. Создалось впечатление, будто здесь поработал волшебник. Я приказал всем явиться к штабу, чтобы ознакомиться с ночной иллюминацией. Крамер продемонстрировал свои достижения. На поле была лишь одна взлетно-посадочная полоса, сориентированная на север-юг. В направлении восток-запад не было достаточно места, а взлетать на юг было опасно из-за невысокой горной цепи. К северу местность была совершенно ровной. Я увидел, что нет западного искусственного горизонта, и указал на это Крамеру.
— Черт побери, герр гауптман. Я совсем упустил это из виду. Но откуда я его возьму? У нас нет ни кабелей, ни фонарей, ни столбов.
И все же Крамер, бывший летчик компании «Люфтганза», не растерялся. С помощью обер-лейтенанта Ага он раздобыл два десятка деревянных столбов и керосиновые лампы. Затем они вдвоем вышли на ноле с лопатами и топорами, вкопали столбы на расстоянии 30 футов друг от друга и повесили на них фонари. Теперь мы располагали горизонтом взлета, хотя керосиновые лампы разглядеть довольно трудно.