Ночные птицы. Памфлеты
Шрифт:
Давно уже заросли будяками и чертополохом безыменные могилы всех этих черных, буй-туров, демьянов, орестов, чмилей, стахуров и Лукашевичей, которые, как говорит украинская пословица, пытались мотыгой замахиваться на солнце, идти против воли народа и исподтишка гуцульскими топориками убивать лучших его сыновей. Исчезло, кануло в Лету их пресловутое «подполье», и давно осыпались, прогнили последние схроны-бункеры, вырытые в лесах и оврагах, гробы для живых.
Жестоко ошибся презренный убийца, поповский выкормыш Илларий Лукашевич, докладывая своему фюреру Щепанскому под мостом у Гамалеевки,
Неправда! Он есть! Он жив! Он жив, как и его друг Степан Тудор. Галан с нами и сегодня, как бы ни хотели его видеть мертвым клерикалы и все враги коммунистического мировоззрения. Как и все настоящие, честные люди, вышедшие из народа, знавшие его извечные думы и чаяния, помогавшие ему идти к солнцу и сбивать преграды на своем пути, писатель Ярослав Галан и его книги не умрут никогда в памяти народной.
Рассказывая в одном из лучших своих памфлетов, «Сумерки чужих богов», о полном крахе многолетних вожделений митрополита Шептицкого, Ярослав Галан писал:
«Созванный в начале 1946 года собор униатского духовенства единодушно принял решение о полном разрыве с Римом и к тому же призвал верующих. Униатская церковь умерла год с лишним после смерти своего усерднейшего заступника— графа Шептицкого.
Это была смерть исключительно безболезненная; не было замечено ни одного случая «мученичества» или хотя бы даже протеста. Оказалось, что пациент скончался задолго до того, как была констатирована эта смертьI
Так бесславно погибла рожденная предательством и придуманная папством униатская церковь— один из авангардных отрядов Ватикана, служивший его захватническим целям покорения Востока».
Но у мертвой, еще заживо похоронившей себя церкви есть ее защитники и служители— живые мертвецы. Сбежав от народного возмездия на капиталистический Запад, они проклинают нас, грозят нам карой божьей и любыми способами стараются обелить покойного графа и его бесславное дело. Об одном из таких живых мертвецов— привидении из мюнхенских подвалов мы и расскажем сейчас...
«Соловьи» дальнего действия
Много пастырей божьих выпустил на стезю духовную Митрополит Андрей Шептицкий за долгие годы пребывания на командном пункте униатства — в своих палатах, расположенных на Свято-Юрской горе, во Львове.
Каких-нибудь кварталов шесть ниже его капитула, по улице Коперника, рядом с почтамтом, находилась главная кузница духовных кадров униатской церкви — Львовская духовная семинария. Краеугольный камень ее здания заложил некогда один из Габсбургов. Не только в села и города Галиции, Волыни, Закарпатья уезжали благословленные митрополитом ее выпускники — богословы, но и за океан, в далекую Канаду, в Бразилию, в Аргентину, в Соединенные Штаты Америки, повсюду, куда нужда и безземелье загнали тысячи украинских эмигрантов. И там, за океаном, их настигала черная тень крыльев питомцев Шептицкого.
Апологеты
«Львовская духовная семинария — это орлиное гнездо; из него один за другим бесконечно вылетали и вылетают орлы, что в полете в поднебесье увлекали и увлекают за собой народные ряды. Наша семинария — конструктивная единица, которая трудом многих поколений своих воспитанников вырвала нацию из сумерек и создала авангард, о который сто пятьдесят лет разбивались стремления всех враждебных сил».
Красиво сказано, не правда ли? Много тумана, выспренних фраз. Мы же скажем, что из этого, как назвали его богословы, орлиного гнезда вылетали, скорее, черные вороны мракобесия и модернизированные гитлеровские соловьи. Читатель, пожалуй, может усомниться в таком определении.
Но, проследив жизненный путь одного из воспитанников Львовской семинарии, хотелось бы доказать, кого на самом деле готовили в ее стенах по указке митрополита Шептицкого.
Итак, разрешите вас познакомить с одним из любимцев Шептицкого — богословом Иваном Гриньохом.
Уже в 1928 году он, молодой, двадцатилетний, уроженец Радеховского района, на Львовщине, появляется за партами семинарии, усердно изучает теологию и другие религиозные науки, старается изо всех сил, чтобы быть замеченным своим духовным начальством. Вскоре богословы выбирают Гриньоха председателем своей закрытой религиозной читальни. Потом он становится членом наблюдательного совета семинарского кооператива «Освобождение», стараясь подешевле купить в городе нужные богословам товары: канцелярские принадлежности, галантерею, почтовые марки. Начальство замечает предприимчивого богослова, и после окончания семинарии его посылают на «деквалификацию» в австрийский город Инсбрук, где в так называемом «канизиануме», за которым присматривает фашистствующий кардинал Инницер, Иван Гринь ох обучается иезуитской премудрости искусного проникновения в души верующих и одновременно защищает докторат.
В 1935—1936 годах молодой доктор богословия Иван Гриньох уже занимает приход в древнем Галиче. Он полновластный хозяин древней постройки XIII века — церкви Рождества Христова и двух дочерних церквей: деревянной — Святого Николая и каменной — Святого Димитрия. Гриньох правит службы, читает проповеди, в его заведении не только 2274 посещающих эти три церкви униата; даже 15 караимов Галича пытается обратить Гриньох в греко-католическую веру.
Патроном всех трех церквей, отданных под начальство Ивану Гриньоху в древнем Галиче, является сам митрополит Андрей Шептицкий. Чтобы оправдать его доверие, двадцатилетний неженатый богослов-целебс усердно ведет сыск в душах, особенно много времени уделяет исповедям. Такой сыск был очень выгоден Шептицкому и тогдашним властям буржуазной Польши.
...Ранним утром 30 июня 1941 года ударные части немецкого вермахта врываются на окраины Львова. Загудели, встречая их, колокола многих униатских церквей. Никто уже не спит и в митрополичьем капитуле: все черноризники готовятся встречать желанных гостей с христианского Запада, которые идут на Восток, очищать новые территории для себя и для религиозной экспансии униатской церкви...
Со стороны Яновской Рогатки во Львов врывается легион Степана Бандеры, прозванный гитлеровцами очень сентиментально—«Нахтигаль» («Соловей»).