Ночные туманы
Шрифт:
Черный блестящий чуб свисал на глаза. Парень, не говоря ни слова, протянул руку к козырьку моей фуражки.
Он рванул козырек, картуз закрыл мне лицо до самого подбородка. Меня оглушил страшный удар по голове.
Я слышал, что кругом смеются, и тщетно пытался освободиться. Фуражка плотно укрепилась на голове. Вдруг ктото схватил за козырек и стал тащить его кверху, чуть не содрав мне с лица всю кожу. Козырек затрещал. Я открыл глаза. Возле длинного парня стоял Васо, держа в руках истерзанную фуражку. Он бросил на землю фуражку и сжал кулаки.
– Зачем
– Он сопляк и трус.
– Выходи со мной драться!
– крикнул Васо.
– С тобой?
– презрительно спросил длинный, откидывая блестящий чуб. Он толкнул Васо, и тот, словно перышко, полетел в сторону. Васо вскочил красный и разъяренный и кинулся с кулаками на длинного. Тогда из толпы вышел Сева:
– Постой, Васо. Сергей сам справится с длинноногим.
Он стоял с высоко поднятой головой и смотрел снизу вверх на длинного. Он был на две головы его ниже.
– Ты не бойся, Сережка, - сказал он, улыбаясь.
– Длинный только со слабыми храбрый. А ну, вызови его на борьбу. Увидим, кто победит. Расступитесь!
Ребята зашумели и расступились. Сева делал мне какие-то знаки, показывая на ноги длинного. Тут я увидел, что у длинного такие тонкие ноги, что, того и гляди, сломаются пополам. Я понял, что Сева советует хватать длинного за ноги. Если бы я захотел схватить длинного за шею, мне пришлось бы притащить табурет.
Длинный вышел вперед, как боевой петух. Он казался мне страшно сильным. И я удивлялся, что Сева благословил меня на драку с таким геркулесом.
– Ну, подойди, сопляк, - сказал длинный довольно добродушно.
– Я сделаю из тебя цыпленка на вертеле.
– Ах ты, негодяй! Это я-то цыпленок, да еще на вертеле?
Он ударил меня по скуле - у меня из глаз посыпались искры, потом - под ложечку. Я широко раскрыл рот: не хватало воздуха.
– Довольно с тебя?
– спросил длинный.
– Или хочешь еще?
– Хочу.
Я знал законы школьных боев: если тебя победят и изобьют в первой схватке, значит, всегда будут считать слабосильным и трусом. Длинный наступил ногой на мою фуражку. "Пропала фуражка! Отец забьет меня, как собаку!" Я нацелился и изо всей силы ударил длинного головой в живот. Тот охнул и словно сломался. Тогда я нагнулся и схватил его за ноги. Мне показалось: я держу в руках скелет - такие тонкие у него были ноги. Я напряг все силы и поднял длинного. Он бил меня кулаками по спине. Ноги мои подкосились, и мы оба свалились на землю.
– Длинный, длинный, не сдавайся!
– кричали ребята.
– Новичок, бей его, бей!
Длинный схватил меня за шею и пригнул голову к земле.
– Ешь землю, ешь!
– злобно твердил он, толкая меня лицом в землю.
Я вырвался, снова кинулся на него и опрокинул. Он пытался подняться, но я прижимал его к земле, крепко вцепившись в его сухие острые плечи, затем я сел на него верхом. И он вдруг вытянул ноги, и на лице его появилась растерянность.
– Молодец, новичок!
– закричали ребята.
Зазвонил звонок.
– Поднимайся, - сказал Сева.
– Вот видишь, я говорил, что он только выглядит
Сева повернулся к ребятам:
– Его зовут Сережкой Бесстрашным, он славный и храбрый парень, и тот, кто нападет на него, будет иметь дело со мной.
– И со мной.
– Васо встал рядом с Севой.
– И со мной, - вдруг выступил вперед совсем незнакомый мне толстяк, пытаясь состроить на своем пухлом лице выражение отчаянной решимости.
Я завоевывал новых товарищей.
ГЛАВА ПЯТАЯ
День начался в классе молитвой, которую скороговоркой читал дежурный:
– Преблагий господи, ниспошли нам благодать духа твоего святого, дарствующего и укрепляющего наши силы...
Большая черная доска была чисто вымыта, на подставке лежала влажная тряпка, рядом с ней - обгрызенный кусок мела.
В класс вошел мрачный, угрюмый человек в черном сюртуке, с журналом и книжками под мышкой.
Из рукавов высовывались грязные манжеты.
– Садитесь!
– приказал он и, развернув журнал, углубился в чтение. Учитель читал журнал долго и с интересом, как занимательную книгу. Что он мог вычитать там, кроме наших фамилий?
Постукивая по столу красными пальцами с обкусанными ногтями, математик сказал:
– Тучков, к доске.
Он продиктовал задачу. Я писал мелом. Математик рассматривал меня с любопытством, наклонив голову набок.
– Пиши, пиши дальше, несчастный.
Я не мог понять, почему я несчастный. Несчастными я считал нищих, просивших милостыню на улицах, слепцов, хромых и безруких.
– Ну? Решил?
В голове у меня все смешалось: резервуары, ведра, количество воды.
– Ax ты, несчастный! Сын почтенного отца - и лентяй! Для лентяев у меня одна оценка.
Мне мигом представилось лицо отца, его широкий кожаный ремень с острой пряжкой, зазубренной по краям...
– Господин учитель!
– крикнул я в отчаянии.
– Задача, по-моему, неразрешимая и...
– Ноль!
– крикнул учитель злорадно.
Если я принесу домой ноль, меня не спасут от страшной порки и мольбы матери. Если даже мать встанет перед отцом на колени и будет умолять его о прощении, отец все равно не простит, сдерет с меня шкуру.
Учитель занес над столом ручку с пером, словно меч.
С пера стекали чернила. Пальцы учителя были в чернильных пятнах. Вдруг он сказал:
– Дай сюда мел!
Я протянул ему обгрызенный кусочек.
"Что он задумал?"
– Я докажу тебе, - сказал учитель совершенно спокойно, - что задача разрешима. Садись на место.
Я поплелся к парте. Сева толкнул меня в бок, но я не обернулся. Жизнь моя навсегда погублена. К горлу подкатывали слезы. А что, если утопиться в реке? Или броситься под фаэтон? Лошадиные копыта растопчут меня насмерть. Меня принесут домой. Мать кинется на мой труп и станет обливаться слезами. А отец подойдет и скажет... Что он может сказать? Быть может, проронит слезу, пожалеет и подумает, что простил бы меня, если бы я был жив? Мне стало до слез себя жалко! Вдруг я услышал смешок. Потом другой, более явственный.