Ночные журавли
Шрифт:
Возле клуба, отстав от веселой компании, Смолянский преградил Варе дорогу. На дощатом стенде висела афиша фильма «Под небом Сицилии». Галантный мужчина в сером плаще и шляпе смотрел на них бумажными глазами…
В детстве у меня была уверенность: проткни бумажную афишу – в дырочке увидишь другую жизнь! И еще было взрослое
Танцевала в тот вечер Варя недолго. А улучшив момент, сбежала от настойчивых ухаживаний капитана.
Возвращалась одна.
Накрапывал дождь. Варя прошла мимо солдатской бани, свернула к платановой аллее и решила сократить дорогу: выйти к монастырскому огороду через склады.
В темноте тихонько напевала, на всякий случай.
Неожиданно перед ней возник солдат:
– Стой, кто идет?
– Свои! – крикнула она и сделала шаг вперед.
– Ни с места! – Голос солдатика с петушиным срывом. – Буду стрелять!
А Варе стало весело:
– Ах ты, сопляк!
Солдат крикнул: «Ложись!» и выстрелил в воздух.
Ноги у девушки подкосились, она опустилась на колени, потом легла животом в мокрую траву.
Прибежал дежурный офицер с фонариком:
– Часовой, кто стрелял?
– Неизвестная личность, – отчеканил солдат. – Отказалась подчиниться приказу!
Резкий луч высветил испуганное и злое лицо нарушителя.
– А, певица! Ну, вставай…
Варя смущенно поднялась, отряхиваясь и еще более размазывая грязь по новому платью.
Случай замяли.
Но неделю спустя Варя узнала в конопатом часовом, дежурившем под окнами кабинета, того солдата, что положил ее на землю возле складов.
Недолго думая Варя вылила из графина воду ему на голову. Парнишка
Женской «губы» в части не было. Хулиганку заперли в подсобном помещении хозчасти. Принесли железную кровать и грубое солдатское одеяло. За свою провинность она должна была чистить картошку. Но солдаты не подпустили к баку – просили что-нибудь спеть.
Мальчишки молодые, на стриженых затылках светятся розовые прыщи. Дома их ждут подросшие девчонки! Варя спела Есенина. Запрещенного поэта. Настроение такое было. Видя перед собой безглавую церковь, полощущую в речке рваное отражение! Бабы любили это место под белой стеной – вода чище. Хлестали белье с оттяжкой, вымещая обиды на водяных чертей, смывая с простыней сор, что мешал спать! И такой сон бывал после, будто через все тело протекал нескончаемый звук воды!
Никогда в детстве не произносила она так вольно-упоительно слово «мама»! Теперь же выдохнула легко, как молитву. И даже не заметила, что перекрестился один солдатик, озираясь на упавшую в котел картошку.
Ночью Варя долго не спала, вспоминала деревню, свой дом. Будто стоит она на мостике через ручей, а перейти не может. И куда ей возвращаться? Нет у нее главного – своей семьи.
Была еще причина резкой перемены в ее настроении: возле «арестантской» комнаты она заметила в кладовке белесую скульптуру. Всю в паутине с запыленными каменными складками. Варя вспомнила рождественскую открытку лейтенанта и догадалась, чей постамент был виден из ее окна. Долго стояла перед бездетной Мадонной, вдруг ощутив непривычную пустоту в молитвенно сложенных руках. Не вернуться ей прежней – душа предчувствовала долгое скитальчество. В изгибе склоненного гипсового тела ей привиделась знакомая береза на окраине леса. Вспомнилось лесное болото, выпившее соки из голых деревьев с обломленными верхушками, а возле берега – согнувшийся черный ствол, словно одеревенелая душа.
Конец ознакомительного фрагмента.