Ночью на белых конях
Шрифт:
Аврамов вызвал его только в половине одиннадцатого. Сашо был в таком раже, что забыл даже постучать. Новый директор стоял перед открытым окном, почти закрывая его своей широкой спиной. За окном почти ничего не изменилось. Строящееся здание казалось все таким же одиноким в своей цементной наготе, только исчез башенный кран да в оконных проемах появились наконец переплеты. После того как Урумов ушел, кабинет целый месяц стоял пустым. Новый директор упрямо оставался в своем прежнем кабинете. Но там было тесно, а директору приходилось
— Извини, что я так ворвался! — сказал Сашо.
Аврамов обернулся. Лицо его никогда не было таким серым, как сейчас.
— Неважно, — пробормотал он. — До чего же я ненавижу эти дурацкие совещания. Они меня просто выматывают!..
Сашо не ответил. Сам он любил совещания, с удовольствием плавал в их атмосфере, как в бассейне с теплой летней водой. Когда начинались споры и прения, он чувствовал себя, как будто глотнул чистого кислорода, даже пульс у него убыстрялся.
— Просто диву даюсь, как твой дядя со всем этим справлялся, — уныло продолжал Аврамов. — В его-то возрасте!
— Я ни разу не слышал, чтоб он жаловался, — ответил молодой человек. — Дядя и сейчас работает, как лошадь.
— Давно ты его видел?
— Вчера вечером.
— Ну и как он? — Лицо Аврамова впервые оживилось.
— Очень хорошо. И главное — полон надежд. Прочел у Уитлоу что-то, по его мнению, очень созвучное его идеям. Теперь собирается ему писать. О каких-то деталях, которые, в сущности, и есть самое важное.
— Уитлоу ему, конечно, ответит. Хоть он и нобелевский лауреат.
— Дело не в этом. Они знакомы. Но дядя боится, что то, о чем в статье умалчивается, не принадлежит Уитлоу. В том смысле, что это, некоторым образом, секрет его института.
— А что ему мешает попробовать? — Аврамов окончательно оживился.
— В том-то и дело! Я читал эту статью. В сущности, это не статья, а выступление Уитлоу на каком-то тамошнем симпозиуме. Самое интересное, что его высказывание тоже было встречено довольно сдержанно, если не сказать враждебно.
— Естественно! — кивнул Аврамов. — Раз оно созвучно идеям твоего дяди.
— Я этого просто не понимаю! — озадаченно проговорил Сашо. — Чтобы разум боялся истины?
— Все дело в том, какова истина! — усмехнулся Аврамов. — Разве приятно, например, узнать, что твой собственный сын собирается тебя зарезать? Такого рода мысли людям невыносимы. На этом-то и хотел тогда сыграть тот приятель.
Внезапно Аврамов, вспомнив о чем-то, открыл ящик стола и достал оттуда какой-то листок.
— Прочти-ка! —оказал он весело.
Это было заявление от доцента Азманова. В нескольких словах тот сообщал, что просит освободить его от работы, так как он собирается перейти в институт фитопатологии. Мотив: названный институт больше соответствует характеру его научных интересов.
— Ясно! — коротко реагировал Сашо.
— Что — ясно? — Аврамов опять усмехнулся.
— Мы ведь ему отрезали все пути. К быстрому восходу, я хочу сказать.
— И все же нужно признать, что последние несколько месяцев он работает очень прилежно и упорно.
— Чего-нибудь добился?
— Ничего! — признался Аврамов. — Абсолютно ничего!
— Вот! А сейчас он получит от тебя прекрасную характеристику. Я уже заметил, что бездарным дают самые лучшие характеристики. Потому что каждому хочется поскорее от них избавиться.
— Да, ты прав! — с досадой сказал Аврамов. — Я действительно дам ему хорошую характеристику! И вовсе не потому, что хочу избавиться от этого типа, не это главное! Будет он у нас работать или не будет — все одно… А… просто не знаю, как тебе объяснить.
— Зато я знаю. Вы это называете великодушием или придумываете еще что-нибудь в эдаком роде. А это попросту слабохарактерность.
— Ну, не совсем так, — кисло ответил Аврамов.
— Нет, так!.. А паразиты, они и есть паразиты! Почему нужно быть с ними великодушными? Это же неразумно!
Аврамов внимательно взглянул на него. Юноше показалось, что так иногда смотрит на него дядя — испытующе и чуть недоверчиво.
— Ты бабочек любишь? — внезапно спросил Аврамов.
— Бабочек? Вот уж над чем не задумывался.
— И все же.
— А чего их не любить? Они красивые.
— Да, но ведь это своего рода летающие гусеницы. Их бы надо было уничтожать.
— Пожалуйста, без намеков! — сказал Сашо обиженно. — От Азманова ты не получишь ничего, кроме дерьма. Зачем тебе такой человек?
— Да пусть он катится к черту! — согласился Аврамов. — С характеристикой или без нее — все одно. Ты, собственно, зачем хотел меня видеть?
— Сейчас узнаешь! — оказал юноша, и лицо его посветлело и оживилось.
Так начался этот разговор, а через час атмосфера в кабинете уже раскалилась добела. Они выключили телефон, заперли дверь и ринулись словно два яростных пса по следам загнанной лисицы. Лая, правда, не было слышно — в комнате раздавались лишь удары ладоней по столу, громкие восклицания, оханье. Около часа юноша вдруг вскочил.
— Господи, совсем забыл!.. У меня же свидание…
— Сейчас, среди дня? — недоверчиво спросил Аврамов.
— Деловое. Наверное, ненадолго… Но мне нужно сейчас же бежать.
Немного спустя он уже несся к своему кабинету, на ходу срывая халат. Кинулся к телефону, набрал номер.
— Донка, ты?
— Я, свинья ты этакая!
— Извини. Совещание. Еду сейчас же! — Он засмеялся. — Душ на всякий случай принять?
— Незачем, — ответила она. — Я тут тебе баню приготовила.
— Холодную или горячую?