Ночью под каменным мостом
Шрифт:
– - Что это вы на меня смотрите?
– - взвился Броуза.
– - Если вы этим хотите сказать, что я нашел камень и тайком сбыл его, то это голимое вранье! Каждый знает, что многочисленные труды по должности, в которой я служил Его Величеству римскому императору, не оставляли мне времени заниматься такими пустяками, как поиски какого-то дурацкого камня!
И, разобидевшись на всех присутствующих, он сделал большой глоток из пивной кружки своего соседа Яроша.
– - Кабы только нашему высочайшему господину, -- взял слово лютнист Каспарек, -- давали лучшие советы! Если бы он только осознавал опасность, не тратил времени зря и не завязывал слишком туго свой
– - Да он и так проклят, твой Диоклетиан, чем ты и можешь утешиться, -сказал камердинер.
– - Он же был закоснелым язычником и к тому же преследовал святую церковь.
– - Известно, что Его Величество был большим любителем древних римских монет, -- объяснил цирюльник слесарю и остальным собравшимся вокруг стола.
– - Он составил из них прекрасную коллекцию и называл их не иначе как "мои языческие головки". Со всего света к нему ездили ученые и антиквары осматривать его собрание. Он не пренебрегал даже плохоньким медяком, а Каспарек взял да и поднес ему большую серебряную монету с портретом римского императора Диоклетиана...
– - Это была редкая штука!
– - подхватил Каспарек -- И Его Величество должен бы только радоваться ей, да, на мою беду, Диоклетиан в свое время отрекся от престола. Вот и пришла нашему царственному господину в голову фантастическая мысль, будто я подарил ему эту монету с целью склонить его поступить так же, как Диоклетиан. А значит, я служу его брату Матиасу Австрийскому!
– - При каждом княжеском дворе живет демон, имя которому подозрительность, -- заметил придворный слесарь, когда Каспарек умолк, сокрушенный своими горестными воспоминаниями.
– - Да, это верно, но я все же надеялся на лучшую память о моей верной службе, -- горько возразил Каспарек.
– - Я уже был в немилости у императора, когда вспыхнул мятеж в Новом Граде. Вы все вспомните, как мятежные протестантские сословия собрались и во главе с графом Шликом и паном Будовецом заняли новоградскую ратушу, как они выбрали доктора Есениуса верховным дефенсором(1), а Вацлав Кинский ходил по городу и говорил всем, кто хотел его слушать, что этот король не годится и что мы должны поставить другого. Кончилось тем, что в деревушке Либен пошли переговоры с герцогом Матиасом. Но дело Его Величества еще не было проиграно -- в то время в Праге было полно уволенных и обиженных солдат; они шумели на улицах, искали дела и только и ждали, чтобы император принял их на службу. Если бы только мой высочайший господин не поскупился и запустил руку в свой кошелек, если бы сколотил войско...
– - Если бы да кабы!
– - перебил его Червенка.
– - Денег-то ведь не было! Ни разу недостало денег на самые неотложные расходы. "Мой делатель золота умер, -- жаловался император.
– - Он унес свою тайну в могилу, и мне из его золота не досталось и пол-унции".
– - Кто же был столь несвоевременно умершим делателем золота у Его Величества?
– - поинтересовался слесарь.
– - Об этом бы вам спросить, -- отозвался Червенка, -- у Филиппа Ланга, пока тот еще не ускользнул в преисподнюю с петлей на шее. Он был доверенным Его Величества в этом деле. Я же ничего не знаю.
– - Его Величество держал в замке множество всяческих делателей золота и адептов тайной науки, но чего-нибудь путного не достиг ни один из
– - Что же касается этого последнего золотоделателя, о котором столько болтали, так мне кажется, что его вовсе не было! Кто видел его в лицо? Никто! Это был только призрак, сотворенный фантазией нашего высочайшего господина, образ из его сновидений...
– - Нет!
– - убежденно сказал Броуза.
– - Этот делатель золота не был ни призраком, ни сном. Я знаю, кто был делателем золота у императора. Да, знаю, и не смотрите на меня так. Я, Броуза, узнал этот секрет. И если бы я назвал вам его имя, вы все были бы страшно удивлены и уж немало покачали бы головами!
– - Ты знаешь, кто это был?
– - спросил камердинер таким тоном, что можно было предположить, что и он знает эту тайну.
– - Знаю, но об этом нельзя говорить, -- ответил Броуза.
– - Я нередко ходил за Филиппом Лангом по пятам, а потому и знаю, куда он мотался и в каком доме просиживал целыми вечерами. И я в глаза говорил моему господину императору, что он держит этого золотоделателя на горе многим бедным людям и что это не по-христиански... Но мой господин сначала притворился, будто не понимает по-чешски. Когда же я не отступил от него и начал говорить с ним жестко, то он не прогневался, а принялся жаловаться на судьбу, -- какой убогой, мол, стала его жизнь, и как тяжек груз на его плечах, и сколько людей он должен содержать, и что расходы на хозяйство не осилить без содействия этого делателя золота... А потом он заставил меня дать страшную клятву в том, что я, доколе Бог даст мне жизни, не выдам имя золотоделателя и ни одному человеку в мире не скажу о сути дела. Я до сего дня держу свое слово!
– - Но теперь-то, через столько лет, оно уже не действует!
– - высказался цирюльник.
– - Уж нам-то, твоим старым друзьям, ты можешь сказать?
Броуза покачал головой.
– - Дай-ка я попробую вытянуть это из него!
– - сказал придворный слесарь.
– - Я знаю, что для этого нужно сделать! И он обратился к Броузе.
– - А что, кум, как вы насчет яичницы и салатика из зелени? Броуза молча покачал головой.
– - Так, может быть, вы желаете чего-нибудь из жаркого или супов? Правда, это греховно дорого в наши дни, да и хозяин порядочный вор, но все-таки?
Броуза не отвечал.
– - Ну же! Чего-нибудь мы все-таки хотим?
– - продолжал слесарный мастер.
– - Например, отличного жаркого из свинины? Со всем, что к нему полагается?
Броуза нерешительно взглянул на него.
– - Свиного жаркого я бы охотно поел!
– - сказал он.
– - Не слишком жирного, но и не слишком постного... И к нему немного спаржи.
– - Конечно, жаркое будет со спаржей, зеленью и кнедликом!
– - подтвердил придворный слесарь.
– - Ясное небо! Везет же вам сегодня, пан Броуза!
– - воскликнул один из сидевших за соседним столиком.
Броуза вздохнул. Он выдержал короткую и жаркую борьбу с собою, но преодолел искушение.
– - Нет!
– - сказал он решительно.
– - Я поклялся моему господину, покойному императору, и всемогущему Богу, и святой Марии, его всехвальной матери -- и ради спасения моей души, на которое я очень надеюсь, в этой жизни уста мои будут закрыты. Но, может быть, пан Ярош...
Он немножко помедлил, как если бы вновь обдумывал предложение слесаря.
– - Возможно, -- продолжал он, -- Бог допустит, чтобы мы с вами встретились на том свете. Тогда я сразу подойду к вам и там, наверху, расскажу то, чего нельзя рассказать здесь. Да будет на нас милость Господня! Аминь!