Ноги из глины
Шрифт:
– «Музей гномьего хлеба», – прочитала она. – Вот это да! Не терпится попасть внутрь.
Моркоу радостно кивнул и толкнул дверь. Их обдало запахом застарелых хлебных корок.
– Эге-гей, господин Хопкинсон! – позвал Моркоу. Ответа не было. – Наверное, он куда-то отошел.
– Видимо, не выдержал восторга, – сказала Ангва. – Хопкинсон? Это вроде не гномье имя.
– Он человек, – сказал Моркоу и переступил порог. – Но выдающийся специалист. Хлеб – это его жизнь. Он написал самую полную работу по наступательной выпечке. Что ж… раз его нет на месте, я просто возьму два билета
Было не похоже, что к господину Хопкинсону часто захаживают посетители. На полу лежала пыль, на витринах лежала пыль, а самый толстый слой пыли лежал на экспонатах. Большинство из них были традиционной формы и напоминали коровью лепешку, что отлично гармонировало с их вкусом. Но были также представлены пончики, булочки для ближнего боя, смертоносные метательные тосты и обширная запыленная коллекция других изделий, созданных народом, который не щадил ничьего живота.
– И каков гвоздь программы? – спросила Ангва. Она принюхалась. В воздухе висел омерзительно знакомый резкий запах.
– Это… Ты готова? Это… Боевой Батон Б’хриана Кровавого Топора! – сказал Моркоу. Он что-то искал в ящике у входа.
– Батон хлеба? Ты привел меня сюда, чтобы показать батон хлеба?
Она снова принюхалась. Точно. Кровь. Свежая кровь.
– Все верно, – сказал Моркоу. – Его привезли всего на пару недель, на выставку. Этим самым хлебом Кровавый Топор в битве при Кумской долине самолично сразил пятьдесят семь троллей… – и тут голос Моркоу, преисполненный восторга, преисполнился гражданской ответственности, – хотя, конечно, это было очень давно, а сейчас на дворе век Летучей Мыши, мы живем в полиэтническом обществе и не должны позволять событиям минувших дней застить нам глаза.
Скрипнула дверь.
Потом Ангва глухо спросила:
– Этот боевой батон – он черный, да? Намного больше обычного батона?
– Да, верно, – сказал Моркоу.
– А господин Хопкинсон – невысокий, с острой белой бородкой?
– Да, это он.
– И с пробитой головой?
– Что?
– Лучше сам посмотри, – сказала Ангва и отошла.
Дракон, Король Гербов, сидел в одиночестве среди свечей.
«Так вот он какой, командор Сэмюэль Ваймс, – думал он. – Глупец. Не видит дальше собственного сморщенного носа. И подобные люди сейчас занимают высокие посты! Впрочем, от таких людей бывает польза – предполагаю, потому Витинари его и возвысил. Глупцы зачастую способны на вещи, о которых те, кто поумнее, и помыслить не отважатся…»
Он вздохнул и пододвинул к себе очередную книгу. Та не сильно превосходила размером остальные тома в кабинете – и это стало бы неожиданностью для любого, знакомого с ее содержанием.
Он немало гордился этой книгой. Это был весьма необычный труд, но Дракон удивился – вернее, удивился бы, если бы удивлялся хоть чему-нибудь в последние лет эдак сто, – тому, насколько легко он ему дался. Сейчас даже не было нужды его читать. Он знал эту книгу наизусть. Семейные древа были высажены в подходящую почву, слова улеглись на страницах, и оставалось только вторить их голосам.
Первая страница была озаглавлена: «Наследник престола Моркоу I, милостью божьей король Анк-Морпорка».
– …«на Дельфине Ангве фон Убервальд, – вслух прочитал Дракон. – Отец – и, ах-ха, сэр – барон Гай фон Убервальд, также известный как Серебровост; мать – мадам Серафина Сокс-Блунбергская, также известная как Желтоклык, родом из Орлеи…»
Эта часть составляла предмет его особой гордости. Он ожидал, что у его агентов возникнут затруднения, когда дело дойдет до волчьей родословной Ангвы, но оказалось, что горные волки тоже проявляли к подобным материям немалый интерес. Предки Ангвы определенно числились среди вожаков стаи.
Дракон, Король Гербов, усмехнулся. Он был убежден, что видовая принадлежность – дело второстепенное. Главное – хорошая порода.
Ну что ж. Так выглядело несбывшееся будущее.
Он отодвинул книгу. Одно из преимуществ по-настоящему долгой жизни – возможность убедиться, какое оно на самом деле хрупкое, это будущее. Люди говорят: «Мир для нашего времени», или: «Империя, которая простоит тысячу лет», но проходит полпоколения, и никто уже не помнит, кто они были такие, не говоря уже о том, что они говорили или где разъяренная толпа зарыла их останки. Историю меняют менее масштабные вещи. Порой достаточно нескольких росчерков пера.
Он притянул к себе другую книгу. На титульном листе значилось: «Наследник престола…» Как же назовется этот тип? Это, в отличие от много другого, просчитать было невозможно. Что ж, пускай…
Дракон взял карандаш и написал: «Шноббс».
Он улыбнулся пламени свечей.
Люди никогда не прекращали судачить об истинном короле Анк-Морпорка. Но жестокий урок, преподнесенный историей и записанный кровью, гласил, что истинный король – тот, кого короновали.
Книг была полна и другая комната. Входящий в нее сразу ощущал тяжелый, гнетущий дух книжности.
Покойный отец Трубчек распростерся на ковре из осыпавшихся книг. Он определенно был мертв. Невозможно потерять столько крови и остаться в живых. Или продержаться столько времени с головой, похожей на сдутый мяч. По ней как будто ударили кувалдой.
– Из дома с криками выбежала старушка, – сказал констебль Посети и отсалютовал. – Так что я зашел и увидел ровно такую картину.
– Ровно такую, констебль Посети?
– Да, сэр. И меня зовут Посети-Неверующего-С-Разъяснительной-Брошюрой, сэр.
– Что это была за старушка?
– Говорит, ее зовут миссис Канаки, сэр. Говорит, что всегда приносит ему еду, сэр. Говорит, что заботится о нем.
– Заботится?
– Ну знаете, убирает комнаты и так далее.
На полу действительно лежал поднос – рядом с разбитой миской и пролитой кашей. Старушку, что заботилась о покойном, наверняка потрясло, что кто-то успел о нем позаботиться раньше ее.
– Она к нему прикасалась? – спросил Ваймс.
– Говорит, что нет, сэр.
Значит, пожилой священник ухитрился умереть самой благообразной смертью, которую Ваймс когда-либо видел. Его руки были скрещены на груди. Его глаза были закрыты.