Ноги из глины
Шрифт:
Минута шла за минутой.
Патрицию не стучали в дверь. Он сам вызывал посетителей, не сомневаясь, что они на месте.
Ваймс откинулся в кресле, наслаждаясь моментом покоя.
Из кармана у него раздалось:
– Динь-дон, динь-динь-дон!
Он вздохнул, достал обитую кожей шкатулку размером с небольшую книжку и открыл.
На него уставилось приветливая, но слегка обеспокоенная мордашка.
– Да? – сказал Ваймс.
– Одиннадцать утра. Встреча с патрицием.
– Да. И что? Уже пять минут двенадцатого.
– Ой. То есть вы уже встретились, да? – спросил бес.
– Нет.
– Тогда я через несколько
– Не надо. И вообще, ты мне не напомнил про встречу с геральдистами в десять.
Беса охватила паника.
– Но это во вторник, разве нет? Я был уверен, что во вторник!
– Это было час назад.
– Ох. – Бес понурился. – Хм. Ладно. Извините. М-да. Зато я могу вам сообщить, сколько сейчас времени в Клатче, если хотите! Или в Орлее. Или в Гункунге. В любом из этих мест. Только скажите!
– Мне ни к чему знать, сколько сейчас времени в Клатче.
– А вдруг! – не сдавался бес. – Только подумайте, вот вы с кем-то беседуете, разговор не клеится, и тут вы говорите: «Кстати, в Клатче сейчас на час меньше». Или в Бес Пеларгике. Или в Эфебе. Спросите меня, давайте. Я отвечу. Мне не сложно.
Ваймс вздохнул про себя. У него был блокнот для записей. И это было очень удобно. А потом Сибилла, его благословенная женушка, подарила ему этого беса-органайзера с пятнадцатью функциями – хотя, насколько Ваймс успел убедиться, как минимум десять из них сводились к тому, что бес извинялся за сбои в работе остальных пяти.
– Сделай лучше заметку, – сказал Ваймс.
– Ух ты! Серьезно? Ничего себе! Хорошо. Конечно. Без проблем.
Ваймс прокашлялся.
– Поговорить с капралом Шноббсом. Тема: рабочий график. Другая тема: графский титул.
– Э-э-э… прошу прощения, это была заметка?
– Да.
– Извините, но сначала надо сказать «заметка». Я точно помню, что это указано в инструкции.
– Ну хорошо, это была заметка.
– Простите, но теперь ее нужно повторить.
– Заметка: поговорить с капралом Шноббсом. Тема: рабочий график. Другая тема: графский титул.
– Готово, – сказал бес. – Во сколько вам об этом напомнить?
– По местному времени? – ядовито спросил Ваймс. – Или по клатчскому?
– Кстати, я могу вам сообщить, сколько сейчас времени…
– Я лучше сделаю заметку в блокноте, если ты не против, – сказал Ваймс.
– О, конечно, если вам так удобнее. Я умею распознавать почерк, – гордо произнес бес. – Я довольно продвинутый.
Ваймс достал блокнот и раскрыл его перед бесом.
– Что, и мой почерк распознаешь?
Бес прищурился.
– Ага, – ответил он. – Это определенно почерк. Черточки и завитушки, соединенные вместе. Точно. Почерк. Я его везде узнаю.
– Я думал, ты мне сообщишь, о чем тут сказано.
Бес недоверчиво на него покосился.
– Сказано? Он что, умеет разговаривать?
Ваймс спрятал потрепанную записную книжку и захлопнул крышку органайзера. Потом откинулся на спинку кресла и продолжил ждать.
Тот, кто смастерил часы для приемной патриция, был очень умен – явно куда умнее, чем тот, кто обучал беса. Они говорили «тик-так», как любые другие часы. Но промежутки между тиканьем, вопреки всем часовым законом, были неравными. Тик-так, тик… крошечная, почти незаметная пауза… так, тик-так, тик… и снова так, на долю секунды раньше, чем ожидало подсознание. В результате спустя десять минут даже у самых стойких все мысли расползались
Стрелки показали четверть двенадцатого.
Ваймс подошел к двери и, вопреки всем неписаным правилам, осторожно постучал.
Изнутри не донеслось ни звука, ни единого шепота.
Он взялся за ручку. Дверь была не заперта.
Лорд Витинари всегда говорил, что точность – вежливость королей.
Ваймс вошел.
Шельма прилежно соскреб с пола крошащуюся белую грязь, а затем приступил к осмотру тела. Анатомии в Гильдии Алхимиков уделяли большое внимание, следуя древней теории, согласно которой человеческое тело – Вселенная в миниатюре, хотя при виде вскрытого трупа было сложно представить, какая часть Вселенной была маленькой, красной и хлюпала при нажатии. Так или иначе, в процессе обучения студенты сталкивались с практической анатомией, а иногда даже соскребали ее со стен. Когда начинающие алхимики проворачивали особо успешный эксперимент по исследованию взрывной силы, результатом обычно становился ремонт в лаборатории, совмещенный с увлекательной игрой «найди вторую почку».
Старика убили несколькими ударами по голове. Добавить к этому было особо нечего. Ему размозжили череп каким-то очень тяжелым тупым предметом [9] .
Чего еще Ваймс ожидал от Шельмы?
Он осмотрел тело целиком. Других явных следов насилия не было, хотя… под ногтями у старика обнаружилась засохшая кровь. Но кровь, если уж на то пошло, тут была повсюду.
Пара ногтей были содраны. Трубчек пытался защититься – или, по крайней мере, заслониться руками.
9
Широко распространенный и живучий миф гласит, что люди, изобретающие орудия убийства, в конце концов от них и погибают. На деле же подтверждений этому почти нет. Полковника Шрапнеля не разорвало на части, месье Гильотин умер с головой на плечах, полковника Гатлинга не застрелили из пулемета. Если бы сэра Вильяма Тупоконечника, изобретателя дубинки и кастета, не убили в темном переулке, этот слух вообще бы не родился.
Шельма внимательнее взглянул на пальцы. Под ногтями что-то застряло – что-то лоснящееся, как густой жир. Шельма понятия не имел, что это и откуда взялось, но, возможно, именно это ему и предстояло выяснить. Он добросовестно вынул из кармана конверт, поместил туда грязь из-под ногтей, запечатал и пронумеровал.
Потом он вынул из ящика иконограф и приготовился запечатлеть труп.
И тут он кое-что заметил.
Ваймс так и не закрыл отцу Трубчеку глаз, и теперь тот лежал, подмигивая вечности.
Шельма наклонился поближе. Он был уверен, что ему показалось. Но…
Даже теперь он все еще не был уверен. Сознание порой выкидывает странные фокусы.
Он открыл дверцу иконографа и спросил у беса, сидящего внутри:
– Сидни, можешь зарисовать его глаз?
Бес выглянул в смотровое окошко.
– Только глаз? – пискнул он.
– Да. Как можно крупнее.
– Да вы умом тронулись, не иначе.
– И помалкивай, – добавил Шельма.
Он водрузил иконограф на стол и сел рядом. Из ящика донесся шорох кистей. Наконец завращалась ручка, и из щели выползла чуть влажная картинка.