Ноги в поле, голова на воле
Шрифт:
Весь класс обернулся к ней.
— Какую еще кильку?! — в свою очередь удивилась учительница.
— Да нашего Ильку. Ильку-кильку, Ильку-кильку, кого же еще!
Тут всем классом овладел такой повальный смех, такое неуемное веселье, какое случается один раз в три года. Ребята катались от хохота, ржали, прыгали, скакали, лупили руками по партам, только один Илькан этаким безмолвным истуканом стоял посреди всеобщего буйства и веселья. Надулся и молчит, и вправду как две капли воды похожий на рыбешку кильку, самое что ни на есть
— Ха-ха-ха! Посмотрите на этого рыбьего братца!
— Вот он вылупился, как рыба!
— Илька-килька, мелюзга, появился из малька!
— Удочку мне, удочку, сейчас я его подцеплю на крючок!
Когда шум немного утих, учительница подошла к Илькану и сказала:
— Лучше бы тебе и правда молчать как рыба, чем на своих друзей напраслину возводить. Они ведь вчера бабке Ёке помогали.
Бабке Ёке помогали?! У Илькана так челюсть и отвисла при упоминании этого имени, он понятия не имел, что мы вчера встречались с бабкой Ёкой. Но возразить на это ему было нечего, и он лишь презрительно губы поджал.
— Так будешь больше ябедничать? — допытывалась учительница.
Икан молчит, словно воды в рот набрал.
— Может, он на самом деле онемел? — недоумевала учительница. Но я-то сразу заподозрил, что Илькан опять что-то затевает.
— Как вы думаете, ребята, — спрашивала тем временем учительница, обращаясь к классу, — что делают с теми, кто пойман за руку на лжи?
— Надо бы нахлестать лгунишку по рукам, но у кильки нет рук, один хвост! — вступилась за моего дядьку Вея.
— Так по хвосту его, по хвосту! — не выдержал я.
В тот же миг тяжкий удар обрушился мне на голову, и свет померк перед моими глазами. Я уж было подумал, что это рухнул потолок, но, оглядевшись, увидел потолок и стены класса на месте, а самого себя обнаружил сидящим под партой на полу рядом с Илькиной торбой, набитой всякой дребеденью. Значит, вот чем прихлопнул меня этот негодник.
— Зачем это ты под парту полез? — спрашивала меня учительница сверху.
— Илькину торбу доставал! — сказал я, появляясь из-под парты со зловредной торбой в руке и передавая ее хозяину.
— Хвостатые не хуже безруких бьют! — прошипел при этом Илька сквозь стиснутые зубы, но мне ничего не оставалось другого, как проглотить обиду и отложить расплату до перемены.
Когда наконец прозвенел звонок и учительница покинула класс, Илькан тотчас же выхватил из кармана поразивший нас своими необыкновенными размерами чубук, чиркнул толстой серной спичкой о свои заскорузлые от грязи штаны и задымил чем-то таким невероятно ядовитым и едким, что все вокруг стали давиться от кашля.
— Ого! Да он нас всех отравит этим дымом! — взревели мальчишки.
Я и сам опасался подойти к окруженному зловонным белым облаком курильщику. А тут заверещали девчонки:
— Ой-ой-ой! Глаза ест! Ой-ой-ой! Мы ослепнем от его дыма!
И девчонки всей гурьбой бросились из класса в коридор, едва
— Ой-ой-ой! Илька-килька выкурил нас из класса своей трубкой.
16
Илькина выходка с трубкой мгновенно затмила ратные подвиги прочих героев нашего сдвоенного класса, и слава их померкла. Слух о том, как Илька обратил в бегство весь класс с помощью трубки, дошел до села, а на пастбищах пастухи буквально животы надорвали от смеха, расписывая, как Илькан задымил чубуком прямо посреди школы.
История эта имела свое продолжение, в котором главную роль сыграла все та же Вея.
При виде стаи девчонок, обращенных в бегство Илькиной трубкой, Вея неустрашимо бросилась на этого паршивца, применившего в войне недозволенный прием использования против неприятеля отравляющих веществ, и вытащила его во двор. Сцепившись в яростно рычащий клубок, они покатились по земле, при этом Икан драл Вею за косы, а Вея Илькана за уши, и оба они верещали так, что в ушах звенело.
— Отпусти мои косы! — голосила Вея и закручивала Илькино ухо.
— Отпусти мои уши! — отдувался Илька весь красный как рак.
— Сначала ты отпусти мои косы, а после я отпущу твои уши.
— Врешь, обманщица, ты меня проведешь! — пыхтел Илька. — Поклянись мне богом, солнцем и огнем, что отпустишь уши.
— Клянусь богом, солнцем и огнем, отпущу.
— Перекрестись! — требовал для верности новых заклинаний недоверчивый Илька.
— Вот тебе святой крест… — Не успела Вея перекреститься, как Илька вывернулся у нее из рук и, бросив на поле боя торбу и трубку, перемахнул через ограду и юркнул в близлежащий кустарник.
— Держи курильщика! — неслись за ним крики.
— Эй, прихвати свою трубку!
— Ой-ой-ой! Илька-килька в Япру уйдет!
Когда беглец скрылся из виду, мы сразу приуныли и погрустнели. Замолкли смех, громкие выкрики, прошло веселье. На опустевшем поле брани, подобно боевым доспехам поверженного воина, валялась Илькина торба с букварем да угасшая трубка, живо напоминая нам образы народного эпоса. И строчки героической песни тотчас же сложились в моем уме гимном во славу боевого оружия:
На поле бранном возле школы белой Доспехи ратные траву примяли. Букварь и торба в бою с врагами Мечом и палицей герою стали…Первым подал голос Славко Араб. Он сказал, обращаясь ко мне:
— Эй, Браниша, забери трубку и торбу. Где-нибудь по дороге к дому твой Илька обязательно отыщется.
Едва дождавшись окончания уроков, я со всех ног помчался к Япре. Я был уверен, что мой дядька обнаружится где-то у воды, не являться же ему домой без торбы.