Ноги в поле, голова на воле
Шрифт:
Примиренный с незнакомой детворой этим заключением, я завертелся по сторонам в надежде обнаружить спрятавшихся насмешников. Вдруг что-то шлеп! Прямо в меня угодило три крупных ореха.
— Откуда это? — вздрогнул я и поднял голову.
Из густой листвы ореха донеслось приглушенное хихиканье. И торчала чья-то босая нога. Ага, значит, кто-то там скрывается в кроне.
Не успел я сделать это открытие, как из-за угла амбара показалась чья-то голова. Строит мне рожицы и мяукает.
— Дедушка, кто это мяукает? — шепчу я, все еще прижимаясь к дедову
Тут из-за плетня выныривает и третий мальчишка, показывает мне ежа в вывернутой наизнанку куртке, четвертый из-за угла дома соблазняет меня черепахой, а над живой изгородью кто-то размахивает рогатиной с дохлой змеей. Рашетовские мальчишки хотят во что бы то ни стало обратить на себя мое внимание.
— Дедушка, дедушка, смотри! — тяну я деда за полу, но деду не до меня.
— Поди, душа моя, поразомни ноги, поиграй с ребятишками! — отсылает меня дед от себя.
Делать нечего, приходится покориться. Едва зайдя за угол дома, я тут же попадаю в окружение целой оравы сбежавшейся полюбопытствовать на гостя детворы. Тут ребята разных возрастов: и старше, и младше меня, но среди них есть и мои сверстники. И все мальчики. Они разглядывают меня, тормошат, засыпают вопросами:
— Ты на коне верхом умеешь скакать?
— Не-ет…
— Я могу хоть свинью оседлать! Однажды она меня сбросила на землю с такой силой, что у меня вот такущая шишка вскочила!
— Ты мельницу можешь остановить?
— Не-ет…
— Ого! А вот мы один раз у Дундурии мельницу остановили, а старик нас за этим застал, так мы от него так удирали, что чуть до самой Америки не добежали.
Я тогда еще не знал про Дундурию, но про Америку мне слышать приходилось, и я спросил:
— А далеко эта Америка?
— Не так уж. Поднимешься на Грмеч и увидишь.
Мальчик, что постарше, дружески хлопнул меня по плечу и спросил:
— А знаешь, кем ты нам приходишься?
— Не знаю.
— А вот кем: твой дедушка Рада был братом одной из наших бабушек, значит, ты нам приходишься троюродным братом, а мы тебе тоже троюродные братья.
Хотя я не вполне ясно представлял себе, как можно быть троюродными братьями, но все равно очень обрадовался такой веселой и многолюдной гурьбе новых родственников. И невольно воскликнул:
— Это, выходит, вы все мои братья?
— Все подряд: вот твой брат Давид, вот твой брат Ачим, вот твой брат Проко, вот твой брат Никола, вот твой брат Лазо, вот твой брат Джуро и вот твой брат Перо! А ты наш брат Бранчило.
— Качай его, нашего брата Бранчило! — крикнул самый старший из мальчиков.
Братья подхватили меня за руки и за ноги и стали раскачивать, так что сад, и постройки, и небо закружились у меня перед глазами, а с земли кто-то спрашивал меня:
— Ну как тебе, нравится?
— Нра-а-а-вится! — мычал я.
Когда
— Чем бы тебя еще угостить? Давайте покатаем его на козле?
Признаюсь, это необычное угощение повергло меня в растерянность, но младшие братья уже кинулись оттаскивать козла от куста, с которого он обгладывал листья.
«Пропал, — в ужасе подумал я. — Козел снова полезет на какой-нибудь куст и я так кубарем с него и покачусь!»
— Бранко, а Бранко, где ты там? Пошли домой!
— Эй, сорванцы, подавайте сюда нам парня, если он еще цел! — загромыхал вслед за дедом оглушительный бас деда Гавро.
Спасаясь от «угощения козлом», я во весь дух помчался к деду. А вслед за мной неслись голоса моих благоприобретенных братьев по дедушке и бабушке.
— Приходи к нам опять, пойдем с тобой барсучью нору в камнях отыскивать.
— И пчел из бука выкуривать!
— И рысь в лесу выслеживать!
Такое множество обещаний меня несколько смутило. И барсук, и пчелы, и рысь! Хорошо, что в последний момент я все-таки вспомнил про избушку на курьих ножках, и дед повел меня к высокой живой изгороди, окружавшей имение церковного певчего Сретена.
— Вот тебе и дом на ходулях! Можешь на него досыта наглядеться!
Ого! Каким внушительным показался мне этот дом на толстых подпорках, а к одной из них был привязан громадный дворовый пес.
— Ой, дед, а что, если рванется этот пес и дом потянет за собой?!
— Бедовая ты моя головушка! Какие только небылицы не идут тебе на ум! — пророкотал дед и крикнул: — Айда отсюда, пока нас этот дом не задавил!
И вот на первом же уроке в школе вызывает учительница наших братцев Рашет, тех, что учатся в первом классе, и тех, что учатся во втором.
— Куда же это все они подевались? — поражается учительница, выяснив, что никого из них нет.
Проходит день, проходит второй, учительница каждое утро делает перекличку, но ни один из моих троюродных братьев Рашет так и не отзывается. Однажды является в школу дядюшка Вук, отец пропавшей детворы. Вваливается в класс, шаркая об дверной косяк своим дубленым козьим тулупом, при нем его неразлучный палаш, вынесенный с войны, окидывает наши ряды строгим взглядом и говорит:
— Так вот, госпожа любезная, моих сорванцов пока еще нет.
— Где ж они?
— На беличьем промысле! — по-строевому гаркает дядюшка Вук.
— На каком таком беличьем промысле? — не понимает учительница.
— На обыкновенном, госпожа любезная. Как орехи созреют, так мои сорванцы в горы подаются и там по лесам собирают себе зимние запасы, в точности, как белки. С лесного ореха переходят на грецкий, а уж после на каштаны. Целый месяц у них сборы идут, а то и больше.
— Что же это такое? — негодует учительница. — Может, их сонными захватить и в школу привести?