Ноктэ
Шрифт:
— И что, вы просто приходите сюда и сидите на стоянке, или что? — размышляет он с отсутствующим выражением лица.
Я издаю смешок.
— Нет. Мы давным-давно выяснили, как пробраться внутрь.
Деэр ухмыляется, его лицо озаряется осознанием.
— О-о-о. Проникновение со взломом. Вечно излюбленный способ толпы.
Я снова издаю смешок.
— Почему-то мне кажется, что для тебя это будет впервые.
Я открываю дверь, и скрип эхом разносится в ночи, поскольку здесь нет других звуков, чтобы заглушить его. Такое
— Всё в порядке, — говорю я через плечо, направляясь к парку. — Владелец давно исчез. Мы слышали, он сейчас за границей, так что, уверена, ему наплевать, кто шастает в округе. Не мы первые и не мы последние.
Я ощущаю Деэра позади себя настолько близко, что могу чувствовать запах его одеколона, пока веду его вдоль забора. Наконец я вижу то, что ищу… зазубренное отверстие, которое кто-то вырезал много лет назад. Оно как раз размером с человека — и этого достаточно, чтобы пролезть внутрь.
Я ныряю через лаз, и Деэр без колебаний следует за мной. При мысли о том, что он доверяет мне достаточно, чтобы следовать без вопросов, у меня в животе теплеет. Он же едва меня знает.
Но когда я поворачиваюсь и останавливаюсь, глядя в его красивое лицо, от выражения его глаз все мои внутренности тают. Потому что он хочет меня узнать. Это достаточно ясно.
Я с трудом сглатываю и отворачиваюсь, внимательно осматривая пейзаж перед собой.
Парк развлечений пуст, совершенно заброшен и тёмен, словно из фильма ужасов. Сами аттракционы располагаются в ряд с каждой стороны: тут и гротескные лица клоунов, и облезлые гоночные автомобили, а так же сверкающее краской забрало, наблюдающее за мной издалека.
Ветер подхватывает мусор, словно бумажное перекати-поле, а на нескольких зданиях красуются граффити — доказательство того, что мы, естественно, здесь не первые. «Поворачивай назад», — виртуозно написано красным и чёрным. «Отвали», — нарисовано под первой надписью светящимся оранжевым цветом. А потом в самом низу, раскрашенное в жуткий отвратительно белый: «Смерть приходит ко всем». И я не собираюсь упоминать, что последнюю надпись сделал мой брат.
— Любопытно, — медленно произносит Деэр, поворачиваясь по кругу. — Но я бы не сказал, что это более жуткое место, чем похоронный дом.
— Потому что это не то, что я хочу тебе показать, — лукаво говорю я.
Он поглядывает на меня.
— Ну, я всегда готов, — заявляет он. — Веди.
Я хихикаю над его официальным тоном, который по-прежнему так же сексуален с его акцентом, и, не задумываясь, тянусь назад и в темноте хватаю его за руку. Я чуть не вздрагиваю от контакта, от ощущения его тёплых пальцев и сильных рук. Он удивлён, но не отдёргивает руку. Вместо этого он крепко, но всё же нежно сжимает мою ладонь, и я тяну его за собой, наслаждаясь самой идеей, что прикасаюсь к нему
Я держусь за руки с Деэром ДюБри.
Мы проходим через безжизненный центр парка, мимо лодочного аттракциона «Старая мельница» с его гниющими лодками, раскачивающимися в мутном рву, мимо подвесных качелей, чьи цепи скрипят, покачиваясь на ветру, и мимо электромобильчиков с неработающими машинками, столкнувшимися все вместе в середине.
Я останавливаюсь перед «Ноктэ», версией дома ужасов «Страны радости».
Деэр читает мрачный знак, с чёрных букв которого, кажется, капает кровь.
— «Ноктэ», да?
Я киваю.
— На латыни это означает «ночью». Финн любил это место. И думаю, что с него и началась его любовь к латыни.
Я не упоминаю о своей теории, что Финн любил это место потому, что гротескный ужас этого дома даже его заставлял почувствовать себя в здравом уме. Вот почему он всё ещё приходит сюда — потому что оно по-прежнему оказывает тот же эффект, а может, даже больший. Атмосфера заброшенности усиливает ужас, каким-то образом заставляя это место казаться реальнее. Поэтому, когда брат проходится по нему, — он самый адекватный в помещении. Ну, помимо меня.
Мы с Деэром стоим, уставившись вверх на извилистую дорожку, ведущую к заброшенному особняку, который, кажется, зловеще смотрит на нас сверху; некоторые из его окон выбиты и словно подмигивают нам. Вдоль дорожки тянутся растения, а плакучие деревья образуют свод, создавая тенистую аллею.
Деэр переводит взгляд на меня.
— Ладно. Это жутко.
Я улыбаюсь, даже когда озноб пробегает вдоль моего позвоночника.
— Ты ещё ничего не видел.
Я тяну его за руку, и мы поднимаемся по дорожке.
— Когда парк аттракционов ещё работал, здесь также имелись призраки и зомби, которые выпрыгивали по дороге, пугая и веля поворачивать назад. — Я останавливаюсь, глядя на него. — Хочешь повернуть назад, Деэр?
В моём голосе слышится кокетливый вызов, и он его улавливает. Улыбаясь, Деэр поворачивается ко мне.
— Ни за что в жизни. — Лунный свет падает на него сверху, освещая чёрную щетину, тянущуюся по подбородку, и отражаясь от кончиков его волос. На мгновение кажется, что Деэр сияет, и мне хочется протянуть руку и коснуться его лица.
Но я этого не делаю.
Вместо этого я лишь улыбаюсь.
— Тогда давай сделаем это.
Мы поднимаемся по скрипучим ступенькам крыльца, пересекаем скрежещущие доски, а затем поворачиваем медную ручку двери. Деэр бесстрашно переступает через порог.
— В какую сторону?
Он поворачивается ко мне. Я вытаскиваю фонарик и свечу им по знакомому фойе. Со стен свисает красный бархат, зловеще напоминая кровь. Стоит запах плесени и старья, а сам воздух спёртый и пыльный.
— Туда, — указываю направо, в сторону коридора, который, как я знаю, ведёт в спальни.