Ноктюрн пустоты. Глоток Солнца(изд.1982)
Шрифт:
«МИЦЕНАМИ»
«Миценами» — это электронная техника, прежде всего военная.
«Миценами» — это солидные подряды для солидных фирм.
«Миценами» — все остальное, что можно купить в любом супермагазине.
— «Миценами» стоит, как стена! — крикнул мне Карамото-сан. — Вы любите поэзию, господин Бари?
Разговор о поэзии в данных условиях представился мне неподходящим. Я дал понять об этом спутнику неопределенным движением спины.
— Помните, у Гейне, — настаивал странный пилот. — «На севере диком стоит
Я снимал крупные буквы фирмы, когда стена внезапно рухнула. Не ощущалось гула подземного толчка. Стоэтажный гигант внезапно завибрировал стальными конструкциями, будто игрушечный. И рухнул, осел, превратился в голый скелет.
— Не снимайте! — раздался сухой приказ за спиной.
— Почему? — Я не обернулся.
— Это подорвет авторитет нашей экономики… Поверните камеру, Бари.
— Поговорим лучше о поэзии, Карамото-сан…
В ту же секунду я свалился на пол от сильного удара. Казалось, не только шея — сам я треснул пополам. И, очнувшись возле сиденья вертолета, увидел над собой спокойное лицо Карамото.
Подполковник секретной службы не предполагал, что европеец имеет представление о секретах каратэ. В следующую минуту он лежал рядом со мной и по-японски вежливо улыбался. Когда улыбка исчезла и Карамото шевельнулся, я связал его ремнями. Потом влил в подполковника всю свою флягу «энзе». Карамото вздохнул и, изящно изогнувшись в шлее ремней, засвистел носом.
В наушниках кричали из студии: «Бари-сан, куда вы исчезли?.. Что случилось?.. Изображение некачественное… Отвечайте!»
Я успокоил репортеров, сказав, что случилась небольшая заминка и можно продолжать передачу. Хорошо, что Карамото-сан, прежде чем нанести мне удар, включил автопилот. Иначе бы наша схватка окончилась вничью — на земле.
Теперь я, поднимаясь и опускаясь на вертолете, показывал все, что хотел.
Спящего Карамото оставил в аэропорту на попечение коллег. Объяснил его состояние нервным шоком и попросил купить за мой счет бутылку сакэ для поправки здоровья. Сослуживцы, погружая дремлющего Карамото в машину, вежливо удивлялись его олимпийскому спокойствию.
Карамото до сих пор не забыл меня: иногда шлет поздравления по случаю традиционных праздников. Его сначала понизили в чине, потом снова стали продвигать по служебной лестнице.
Старый Токио воспрял из руин, стал вновь отстраиваться. Японии пришлось пережить тяжелый период экономического спада, чтоб справиться с нанесенным ущербом. Акции «Миценами», после того как я показал гибель главной конторы, упали.
— А где схватка в репортаже? — спросил удивленно Эдди.
— Только склейки…
— А правда, что американцы взорвали бомбу, чтобы ослабить Японию? — Эдди сформулировал точно свой вопрос.
Я особенно не задумывался над истинной причиной землетрясения.
— В печати промелькнули небольшие информации. Скорее, это были предположения. Я привел только факты, какими располагал.
— Ты никогда не знаешь самого интересного! — поддержала сына Мария.
—
— А что ты еще умеешь, отец?
Я стал перечислять Эдди, что обязан уметь репортер: водить машину, самолет, планер, космолет, подлодку; бегать, плавать, прыгать с парашютом; молчать, говорить, быть спокойным; знать приемы самбо, каратэ, бокса, вежливого обращения; охотиться, поварить, официантить, обращаться с бродягой и миллиардером; быть в курсе не только биржевых сводок, но и новинок искусства… Да мало ли чего, кроме терпения делать непосредственную работу! А главное, сказал я сыну, всегда быть самим собой…
— Ты хвастаешь, Бари! — поддела меня Мария. — Ни в одной части света не встречала такого мужчину.
— А здесь? В этом доме? Эдди хмыкнул.
— Скажи, если человек, — начал он, неуклюже двигая плечами, — если он владеет всего-навсего одной специальностью?.. Но — замечательной!.. Кто он такой?..
— Профессионал. Очень узкий, несовременный профессионал… Астрофизик… Или художник-гравер…
— Или… «Эдди возьмется»? — вставила смело Мария.
— Кто, кто? — Я смотрел на нее оторопело. — Какой еще Эдди?
—. Я!
Сын встал с кресла, и мы увидели, какой он огромный, широкоплечий, модный в новой футболке. И все же какой беспомощный в своей мрачной решимости завоевать мир в одиночку…
— Сядь, — устало сказала мать, и он сел. — Побудь пока с нами…
— Пап! — Эдди переменил тему разговора. — А как ты узнал о землетрясении в Токио? Почему прилетел вовремя?
Я шутливо махнул рукой.
— Маленький профессиональный секрет, Эдди. Все остальное я тебе расскажу.
— Понятно. — Эдди подмигнул мне. — Секрет есть секрет.
Но и сейчас я не мог рассказать ему об Аллене. Своем лучшем друге, который живет на космической орбите. Как не мог рассказать честнейшему Юрику, почему я узнал про вулкан. Это в интересах самых близких мне людей — Марии, Эдди… И самого Аллена.
Был очень тихий день, спокойный вечер. Мы больше не возвращались к замыслам Эдди сделать самостоятельно миллион. Вопрос для нас с женой бессмысленный: для кого миллион, когда он уже есть в семье? Но Эдди упрямо решил зарабатывать на жизнь самостоятельно. И, конечно, прославиться. Мы глядели на жизнь с разных сторон: Эдди чувствовал себя взрослым, а я и Мария по-прежнему считали его ребенком. И хотя в тот вечер мы много болтали и смеялись, было ясно, что Эдди уходит, удаляется от нас…
Утром раздался звонок агента. Он сообщал, что в одном из провинциальных городков Италии произошел взрыв. Связь работала плохо.
— Что там случилось? — кричал я в трубку, оглядываясь на Марию.
— Обычная история… Убитых мало, раненых полно… На ваше усмотрение, шеф… Жаль только детей…
— Детей? — Я увидел в зеркале бледное лицо сына, стоявшего за моей спиной. — Еду! — крикнул в трубку.
Эдди одобрительно кивнул.
…Когда я вернулся, Марии и Эдди дома не было. На столе лежали две записки.