Номер 1

Одиночество бывает приятно, когда у тебя есть друзья, от которых хочется отдохнуть. Но если вокруг тебя огромное количество сумасшедших, с которыми и поговорить-то не о чем, то в этом случае одиночество является самым суровым, самым жестоким наказанием. Оно медленно, но верно убивает твою душу, расплывается сознание, растекается разум, мозг становится похож на желе, делая тебя одним из них. В лечебницу не отправляют психов, их из нее выпускают, как из своего рода школы. А на выпуске выдадут диплом, с количеством выпитых тобой препаратов и вручат фотографию с надписью каллиграфическим почерком на обороте: «выпуск такого-то года». Если с головой у тебя все в порядке, и если ты вдруг ни с того ни с сего совершаешь что-то сумасшедшее, и если тебя отправляют сюда, будь уверен, отсюда вернешься уже напрочь съехавшим с катушек.

Огромное серое пятиэтажное здание, построенное в форме буквы «П» вокруг небольшого подобия парка, предназначенного для коротких ежедневных прогулок под надзором и пересеченного несколькими асфальтированными прогулочными дорожками с деревянными скамейками вдоль них. И ты вынужден бесцельно топтать траву в компании душевнобольных, делая вид, что ты один из них, пытаясь слиться с этой многоликой толпой, пытаясь не привлекать лишнего внимания, которое

тебе же выйдет боком, стараясь не сделать чего-нибудь такого, что может спровоцировать твоих новых друзей на конфликт, который в любом случае окончится для тебя не самым приятным образом: закованный в смирительную рубашку, ты будешь часами бродить по пустой три на три метра мягкой комнате в абсолютной сводящей с ума тишине, или тебя пристегнут толстыми жесткими кожаными ремнями к койке, накачав наркотиками, чтобы ты как можно быстрее отключился, и чтобы как можно дольше не приходил в себя, переставая быть угрозой для порядка в этом маленьком идеальном королевстве, управляют которым жалкие, неудавшиеся тираны недоучки.

Бывшее военное учреждение, обнесенное металлической сеткой с колючей проволокой над ней для пущей уверенности. На окнах металлические решетки, чтобы самые умные, такие, как ты, не сделали того, что повредит имиджу заведения. Ведь оно призвано спасать и лечить заблудшие души, помогать бедным сынам и дочерям божьим сбившимся с пути, чему твоя попытка суицида никак не будет содействовать. Все должно служить определенной цели, и чем благороднее эта цель, тем больше лишений ты будешь переносить, и тем больше ты будешь страдать здесь, в одиночестве, забытый друзьями и родными. Ведь кому захочется ехать куда-то в неизведанную глушь лишь для того, чтобы навестить чокнутого друга или родственника, ведь проще сказать всем, что ты умер и не позорить честь семьи тем, что в роду у вас есть психи. Они даже соорудят фальшивую могилку на ближайшем кладбище, куда на твои похороны пригласят всех друзей и знакомых и будут говорить со всей искренностью о том, какой ты был хороший человек. А ты тем временем, будешь гнить в этом богом забытом месте, находясь в глуши, в изоляции от внешнего мира, ты сможешь, наконец, в полной мере насладиться прелестями одиночества и стать членом этой замечательной общины.

Говорят, в тесноте, да не в обиде. Но иногда уж лучше быть обиженным и в гордом одиночестве проводить время. В палате, битком набитой братьями по несчастью, ты будешь засыпать и просыпаться. В палате, где одновременно живут пятьдесят человек, где койки сдвинуты так тесно, что ни о каком свободном проходе между ними и речи не идет, и чтобы пробраться к своей постели, придется пробираться по чужим телам и головам, и гневные крики и жалобные стоны будут провожать тебя до твоего места. В палате, где кроме коек нет и намека на мебель, лишь тумбочка у твоей постели, которую тебе придется делить еще с десятью новыми друзьями, а порой даже тумбочку у тебя отберут. И ты будешь вынужден хранить все свои вещи под матрасом или под подушкой или на подоконнике, где обязательно их сопрут сразу же, как только ты отвернешься. Твое жизненное пространство ограничено краями твоей постели и жалким кусочком свободного места на прикроватной тумбе – жалкий клочок площадью в полтора квадратных метра – это твоя новая среда обитания, твой новый дом. А если очень повезет, то тебя разместят в коридоре, где каждый, кому взбредет в голову ночью сходить в туалет, будет спотыкаться о твою постель и будить тебя, и вряд ли ты сможешь вернуться ко сну, ведь за ним, повинуясь стадному чувству, последуют его друзья, все так же спотыкающиеся о тебя.

Голые растрескавшиеся стены, скользкий пропахший хлоркой пол – вот твой новый дом, люби его. Забудь о домашнем уюте, забудь о предметах интерьера, о декоре, о самых простых украшениях – ничего этого ты не встретишь здесь. Лишь монотонно-серые стены, разрисованные древней, как сама земля, паутиной трещин, будут сопровождать тебя везде и всюду, куда бы ты ни пошел.

Прежняя жизнь исчезает, уступая место жестко регламентируемому, прописанному до последней секунды распорядку дня. Подъем в шесть, первая доза лекарств, завтрак, вторая доза лекарств, обед, и снова лекарства, затем ужин, очередная доза таблеток и спать. Так называемый режим закрытых дверей в полной мере соответствует своему названию. Единственное место, куда ты можешь свободно пойти – туалет. Остальные двери наглухо заперты, и ключ добыть нет ни единого шанса. В перерывах между приемами пищи и лекарственных препаратов, ты будешь проводить время в так называемой комнате отдыха, где единственным твоим развлечением будет игра в шашки против полу-умного соперника, а вокруг вас соберется толпа поклонников, каждый из которых будет болеть за своего претендента на звание местного чемпиона.

Или же тебя выведут на прогулку в местное подобие сада, где за тобой и еще кучкой отдельно взятых индивидов будет вестись постоянное наблюдение. Каждый твой шаг, каждый вздох будет замечен и доложен твоему лечащему врачу, который, как ни странно, искренне переживает за тебя и всем сердцем желает твоего скорейшего выздоровления. Они будут выгуливать тебя, как домашнее животное, и давать пинка всякий раз, как ты совершишь какую-нибудь непростительную глупость.

Вероятно, кому-то такая жизнь покажется раем на земле. Тебя кормят и поят три раза в день. Водят в ванну и убирают за тобой, если ты сам не в состоянии дойти до туалета. Для кого-то это место может показаться первоклассным санаторием или даже курортом, местом для отдыха, куда съезжаются все сливки общества, ведь только здесь ты можешь завести знакомство с самой английской королевой и Наполеоном Бонапартом в один день. Разве не чудесно было бы познакомиться с Сальери или Моцартом, или даже с самим Далай-ламой или Ганди. А лекарства, которые ты каждый день будешь получать по расписанию, унесут тебя в самую волшебную и прекрасную страну. Там ты можешь стать мудрым правителем или отважным героем и спасти прекрасную принцессу или, если так хочется, ты можешь быть отъявленным злодеем и вершить свое собственное правосудие. Ты можешь быть, кем угодно, и делать, что хочешь, там, куда тебя унесут эти волшебные синие, зеленые и красные шарики. Съешь один, и тогда счастье и радость мягко опустятся на дно твоего желудка, все тревоги исчезнут, и ты будешь свободен. Абсолютно.

Со временем ты начнешь осознавать, что ты уже не тот, кем был когда-то. Поймешь, что твой мир, там за стеной, уже не твой. Ты станешь потерян для своей реальности. Ты перестанешь ей принадлежать и будешь вспоминать о своей прежней жизни, как о каком-нибудь

приятном воспоминании, где ты мог что-либо изменить. Здесь же твоя вера в это уже не имеет значения, и выбор уже не принадлежит тебе. Ты станешь марионеткой, пленником этой системы, словно кузнечик, запертый в спичечном коробке, ты можешь лишь мечтать о том, чтобы вырваться на свободу. Твоя жизнь уже не будет принадлежать тебе. Ты станешь всего лишь цифрой в одном из их отчетов. Ты статистический материал для будущих учебников по психотерапии. Ты всего лишь тысячная доля процента в их исследованиях, не способная повлиять на общий результат. Ты станешь никем. Даже имя у тебя отберут, ты станешь просто очередным пациентом с номером на груди. Один из тысяч, десятков тысяч, миллионов, не имеющих права голоса. То, во что ты когда-либо верил, уже не имеет смысла здесь. Здесь другая вера. И со временем она поглотит тебя, поработит так же, как и миллионы до тебя. Ты станешь тем, кого они хотят видеть перед собой. Тем, кто для них удобнее. Ты станешь рабом, работающим за еду. Их, так называемая, трудотерапия, призванная через работу вернуть тебя в общество и помочь адаптироваться, это всего лишь ширма для узаконивания этой новой рабовладельческой системы. Никто не станет следить за соблюдением человеческих прав душевнобольных. Армия безмозглых рабов, не способных к самостоятельному адекватному мышлению, готовая служить властвующим здесь господам в обмен на пищу и очередную пригоршню билетов в волшебную и сказочную страну грез. Самые что ни на есть титанические усилия будут приложены лишь для одной цели – удержать тебя здесь на как можно больший срок. Ты будешь жить, как раб, есть, как раб, спать, как раб, даже в туалет ходить, как раб. Ты ощутишь на себе всю прелесть спартанской системы воспитания и перевоспитания. Ты будешь есть только тогда, когда тебе скажут, и только то, что тебе скажут. Одно и то же блюдо на завтрак, обед и ужин семь раз в неделю, пока тебя не станет выворачивать от одной только мысли о еде. И ничто не в состоянии это изменить, ты будешь продолжать есть это, ведь инстинкт все равно силен в тебе, ты хочешь жить, пусть так, но жить. Тело твое будет ныть и стонать от побоев и синяков, которыми тебя будут угощать в изобилии. Ты будешь спать в одной комнате с полусотней таких же, как ты, в одном крошечном помещении, как животные на ферме. Но ты будешь жить.

Каждую неделю тебя и все твои принадлежности будут изучать под пристальным вниманием, изымая у тебя любой колющий или режущий предмет, все что угодно, что может причинить вред тебе или кому бы то ни было еще. Любой острый предмет, будь то бритва, ножницы, нож или вилка, которые ты можешь стащить и припрятать, отберут у тебя с легкостью, ты для них не опаснее маленького ребенка с конфеткой.

Забудь о своих друзьях и родных. Никто не захочет ехать за тридевять земель, чтобы увидеться с тобой. Даже если кто-то и решится, то никаких интимных встреч и доверительных бесед не будет. Под строгим и пристальным взглядом одного из здешних управленцев ты будешь общаться с тем, кого принесет сюда. Каждое слово, которое ты произнесешь, будет заранее отрепетировано тобой. Ты будешь говорить только то, что они хотят, чтобы ты сказал. Ты не сможешь пожаловаться, не сможешь попросить помощи. Для них ты будешь в полном порядке, и не дай бог, чтобы ты ненароком обмолвился об истинном положении вещей, иначе ты прямиком отправишься в изолятор, с голыми бетонными стенами и холодным каменным полом, без света, еды и воды. Неделю или больше ты проведешь в одиночестве, страдая от голода, холода и жажды, взывая, моля о помощи, но никто тебя не услышит. Ты будешь наедине с собой и с Богом, любым на твой выбор, но вряд ли он поможет тебе в этот страшный для тебя час. В этом заведении господствует Сатана собственной персоной в обличии начальника этого чудесного заведения.

Или тебя могут бережно укутать в смирительную рубашку, лишая свободы движения. Ты можешь брыкаться, кататься по полу, но, если ты не Гудини, освободиться самому тебе не удастся. И тебе придется героически нести этот крест, невзирая на то, что даже самостоятельно поесть или сходить в туалет тебе будет не под силу. Ты станешь их игрушкой, объектом для насмешек и издевательств. Ты будешь лишен большей части того, к чему привык, что для тебя является само собой разумеющимся. Тебе придется унижаться и просить, умолять этих выродков помочь тебе, а они будут смотреть тебе в глаза, плевать тебе в лицо и смеяться, наблюдая за твоими мучениями, пока, наконец, одному из них не надоест этот твой цирк и его мощный кулак не соприкоснется с твоим незащищенным животом, сотрясая внутренние органы и заставляя тебя падать на колени и терять контроль над своим организмом. И ты на себе испытаешь чудовищный зов природы. А они будут все так же стоять, схватившись за животы, и смотреть на тебя, корчащегося на полу в гигантской луже своих испражнений. Двое из них схватят тебя и поволокут, как мешок с мусором, в сторону ванной. Они закинут тебя внутрь и включат воду на полную, а ты будешь лежать все так же связанный, купаясь в струях холодной воды. Она будет отрезвлять тебя и не давать отключиться от собственной вони и отвращения к себе. Когда-нибудь, когда им надоест смотреть на твои мучения, они разденут тебя и дадут жесткую мочалку. И целого куска мыла не хватит, чтобы отмыть тебя дочиста и избавить от запаха. А ты будешь тереть себя до крови, в попытке смыть все это отвращение с себя. Ты будешь тереть и тереть себя, не смотря на боль, не смотря на кровавые отметины от мочалки на твоей нежной бархатной коже, так не привыкшей к такому суровому обращению.

Под конец тебя, наконец, отведут в твою палату, где ты с огромным трудом будешь пробираться через завалы человеческих тел, так неудобно разлегшихся на пути к твоей койке. Ты ляжешь в постель, укроешься одеялом до подбородка и с досадой, на более сильные чувства ты уже не будешь способен в эту ночь, обнаружишь, что часть твоих вещей исчезла с твоей части тумбочки, и ты знаешь, что бесполезно пытаться их отыскать. Ты навскидку прикинешь в уме, кто бы мог взять твои вещи, но вскоре забудешь об этом, ведь все твои мысли вернутся к сегодняшним событиям, ты вспомнишь свой новоприобретенный опыт. Ты будешь возвращаться к этим событиям снова и снова, прокручивая их у себя в голове раз за разом, переживая заново каждый раз всю ту душевную боль и унижение, которые испытал и которые навсегда оставили в твоей душе неизгладимый след. И ты втайне затаишь злобу на тех свиней, что подвергли тебя этому. Ты будешь представлять в деталях, как отомстишь им, как ты расправишься с ними. Из когда-то вежливого и скромного парня ты медленно будешь превращаться в прогнившего насквозь мерзавца, в садиста. Ты осознаешь, что частичка твоей души была убита в этот день и эту пустоту заполнят их боль и страдание.